Тогда Ален потупил головку, отвернулся и вышел из светлого круга. То, чего он искал, не было звездой утонувшей, звездой мертвой, потухшей навсегда. Он хотел, как Бог, зажечь звезду, дать ей жизнь, наслаждаться ее светом, смотреть на нее и видеть, как она поднимется в высь, далеко от мрачного леса, что прячет звезды, далеко от глубокого Океана, что их топит. Другие дети могут собирать мертвые звезды, хранить и любить их. Эти звезды не нужны Алену. Где найдет он свою? Он не знает; но, наверное, он ее найдет. Это будет чудесно. Ален зажжет ее, и она будет принадлежать ему и, может быть, пойдет за ним всюду, как та, большая, голубая, что шла за Господом.
Бог, у которого столько звезд, будет добрым и даст эту одну маленькому Алену. Ему так хочется ее. И как удивится его бабушка, когда он вернется! Его звезда будет освещать весь ужасный лес вплоть до самой глубокой чащи. «Теперь не один только Бог зажигает звезды!» — крикнет Ален. — «Есть и моя звезда. Ален один зажигает ее здесь, чтоб светить среди старых деревьев. Моя звезда! Моя звезда в огне!»
Прыгающий отблеск факела блуждал там и сям по прибрежному песку и стал красноватым в тумане; тени детей исчезли в ночи. Ален все еще был один. Мелкий пронизывающий дождик окутал его и ткал между ним и небом капельную пелену. Плач волн вторил ему: то ропот, то совиный крик слышался в нем; иногда сильный вал ударялся с резким шумом об утес, разбивался, разбрызгивался, растекался во все стороны или бросался в черную тьму, словно призрачное пенистое чудовище. Потом жалоба снова становилась ровной и монотонной, как вздохи больного; потом снова взволнованный, нежный и смутный воздушный лепет…
Ален вошел в молчаливую ночь…
И проходили дни и ночи; звезды всходили и заходили, но Ален не находил своей звезды. Он пришел в суровую, бедную страну. Поздняя осенняя трава грустно желтела на тянувшихся длинною лентой лугах; на виноградных лозах листья краснели средь сжатых и жестких кистей. Повсюду по равнине выстраивались ровные ряды тополей. Отлогие холмы медленно подымались, разделенные бледными полями, кой-где оживленные темным пятном дубовой рощицы. Другие, крутые, были увенчаны кольцом темных деревьев. Широкие плоские возвышения щетинились угрожающими выступами. Холодная, бесстрастная зелень сосен здесь казалась радостной и веселила взор.
По этой бесплодной местности вился светлый каменистый ручей. Он тихо сочился из бугорка, журчал тонкой струею по почти сухому руслу у ближнего косогора и расщеплялся на множество рукавов, ласкавшихся у подножья старых деревянных домиков с оконцами, убранными гирляндами. Он был так прозрачен, что видны были спины окуней и щук, стоявших в нем недвижной толпою. Дно было усеяно камешками, и Ален видел ночью загадочные игры белых кошек между двумя берегами.
А дальше, там где ручей становился речкой, на ее низких берегах виднелся маленький городок с остроконечными домиками, покрытыми стрельчатыми, полосатыми черепицами, со множеством скучившихся, решетчатых, крохотных окошек, со сторожевыми будками, крыши которых были выкрашены в синюю и желтую краску, со старинным деревянным мостом, с монастырем, похожим издали на алый клубящийся туман, где Святой Георгий, облитый кровью, погружал свое копье в пасть красного каменного дракона.
Широкая, светлая, зеленая река огибала городок, точно мол, и текла между далекими снежными горами и маленькими холмами городка, по которым карабкались извилистые улицы с названиями, написанными большими разноцветными буквами: улица Шлема, улица Короны, улица Лебедей, улица Дикого Человека, возле Рыбного Рынка и Каменного Льва, изрыгавшего чистую кристальную струю воды.
Там были приличные харчевни, где девушки с пухлыми щеками наливали светлое вино в оловянные кувшины, где висело много бочонков и мехов, оставленных в заклад; ратуша, где заседали горожане в суконных плащах с капюшонами, в холщовых рубашках и с золотым кольцом на указательном пальце, творили суд и расправу; а вокруг нее навесы писцов с кучами пергамента и письменными принадлежностями; кроткие женщины с голубыми, влажными глазами, с лицом, расплывшимся от умиления и нежности, с двойным подбородком, с прозрачными нагрудниками и головными уборами, иногда с лентой из тонкого полотна на устах; девушки в белых платьях, с вырезными рукавами, с поясами вишневого цвета, с длинными волосами, казалось, выпряденными на прялке; рыжие дети с бледными губами.
