– До железа зело охоч князюшка наш, вот и бегает, – ответила служанка. – Напрасно ты в нем сумневаешься. Да на мельнице этой кузнечной ничего, окромя железа, и не сделаешь. Эвона, грохот там какой, да жара, да трясется все, не зайти даже…
– На мельнице, может статься, и никак… – покачала головой княгиня. – Да токмо чую я, касался он другой бабы, ох, касался! Сердцем чую, губами, ласками ночными. Другим он стал, изменился Егорушка. След на нем чужой.
– Не может быть такого, матушка. Напрасно себя изводишь. Любит тебя муж твой, ни на кого другого и не смотрит. Он тебя, почитай, полгода не видел, как же тут не измениться? Соскучился он по тебе, истосковался. Оттого иным и кажется.
– Так истосковался, что поутру первым делом за эту страхолюдину схватился…
Поняв, что госпожа обращается к ней, Манджуша мигом скинула меховую одежду, сапоги и, мерно притоптывая, начала танцевать.
– Велишь отослать? – торопливо спросила Милана.
– В свинарник бы ее загнать, – мечтательно ответила княгиня. – Да боюсь, Егор обратно приведет…
– Никак мне косточки перемываете? – Распахнулась дверь, и в горницу вошел Вожников, веселый и румяный, в простых сапогах, овчинном тулупе и серой суконной шапке. – Добром поминаете, али заговор какой задумали?
– Ты пахнешь дымом! – недовольно поморщилась Елена. – И одеваешься, как смерд!
– Прости, милая, но в кузне искры тут и там летают постоянно. Того и гляди прожгут одежду-то. Шубу будет жалко. А тулуп если и подпалится чуток, так и черт с ним.
– Егор! – укоризненно покачала головой княгиня и наскоро перекрестилась. – Не сквернословь. Ты когда последний раз на исповедь ходил?
– По мне кружка хорошего кваса для души куда полезнее, – усмехнулся Вожников. – Кстати, за квасок тебе спасибо, очень вовремя ты его принесла, милая.
Он двинулся было к жене, но та испуганно вскинула руки:
– Сперва переоденься! От тебя воняет углем и железом! Иди, а я велю накрывать на стол.
– Кстати, индианка чертовски полезной оказалась! – ткнул пальцем в невольницу князь. – Милана, переодень ее во что-нибудь более подходящее. А то по нашей погоде она в этих обносках через неделю ноги протянет. И вообще, больше на попрошайку ныне похожа, нежели на дворню княжескую.
– Чем это она так полезна? – моментально вспыхнула Елена.
– Показала, как правильно алмазы дробить, как порошок этот на основу класть. Мы с Кривобоком рыбий столярный клей для этого взяли. Он такой прочный, что, если склеенные детали разорвать, то не по шву, а по древесине вещь всегда ломается. Нагрузка тут опять же небольшая, так что выдержит.
– Что выдержит? – не поняла княгиня.
– Мы попытаемся стволы кованые изнутри этой разверткой миллиметров на пять рассверлить, чтобы неровности снять, – объяснил Вожников. – Если алмазный инструмент железо возьмет, то каналы получатся ровные, гладенькие и калиброванные. А значит, стволы можно будет ковать в три раза длиннее, чем сейчас – это раз, снаряды делать точно в размер – это два, и я так думаю, что с оперенными снарядами покумекать удастся. Проще говоря, наши пушки станут бить раз в пять дальше, чем у остальных. У нас с Кривобоком с разрывными снарядами тут кое-какие задумки появились. Дорогие, заразы, получаются… Но если пороха в обрез, лучше использовать его по полной, чтобы каждая крупинка с пользой сгорала.
– Лучше бы ты к исповеди сходил, Егорушка, – вздохнула княгиня и махнула рукой: – Ладно, Милана, наряди ее нормальной девкою. Может, и вправду какую пользу принесет. Хотя, право слово, лучше бы в свинарник…
* * *
Варуна смилостивился! А может, Авалокитешвара все же глянул в ее сторону, поразился страданиям – и по воле его здешняя правительница вдруг передумала и забрала Манджушу из лап ремесленников, чтобы оставить при себе. Больше всего рабыня испугалась, когда шудра[7] прибежал требовать ее обратно – указывал на нее рукой и громко ругался. Однако воля госпожи, конечно же, оказалась сильнее, и она не просто оставила рабыню себе, но и велела переоблачить ее в свои одежды. Теперь дочь ювелира стала ее собственностью.
Под руководством другой служанки Манджуша переоделась в кладовой в войлочные туфельки, рубаху из грубого полотна, такое же грубое, но разноцветное платье, в несколько юбок, накрыла волосы платком, но сама при этом постоянно думала о том, чем отблагодарить хозяйку, как выразить свою преданность? Сказать она ничего не могла, с танцем все время получались неприятности, соблазнить женщину привлекательной внешностью невозможно. И что делать? Ведь будет правительница недовольна – опять кому-нибудь подарит. И потом уже не передумает.
