– Ну! – поторопил меня вождь.
– Пошли! – скомандовал я. – Можно даже не прятаться. Толстое Брюхо все равно не заметит.
Еще в нескольких шагах от шалаша я услышал какое-то подозрительное погромыхивание. Звук был такой, как будто кто-то легонько встряхивает в руках… точно!.. жестяную банку с остатками леденцов. Жалкими остатками, если внимательно прислушаться.
– Толстое Брюхо – не просто скво, лишенное скальпа! – объявил я. – Он еще и пожиратель Святого Грааля! – и схватил Толстого за ногу.
– АААА! – должно быть, из-за наушников вопль Толстого получился значительно громче, чем обычно.
Я заткнул ему рот ладонью, он за нее укусил. Ладонь сразу стала липкой.
Толстый закатывал глаза и мычал что-то про демонов.
– Я, вождь Соломенная Башка, от имени моего племени… – начал Темка. – Да снимите вы с него наушники!.. За осквернение и частичное уничтожение реликвий, доставшихся нам… ну, от предков… могиканин по имени Толстое Брюхо… – он задумался.
– Может, оставить его без блинов? – предложил Медленный Ум.
– Да, – Темка кивнул. – Не получит сегодня своей порции блинов.
Толстый отчаянно замычал. Я понюхал воздух и с удовлетворение добавил:
– С вишневым вареньем.
Хотя никаким вареньем, разумеется, не пахло, тетя Антонина всегда кладет его в последний момент.
Толстый грохнулся в обморок.
Мы с Грегори с удовольствием растянулись рядом. Натруженные ноги требовали отдыха. Я стянул с себя майку и подставил тело нашему незаходящему солнцу.
Толстый сразу же вышел из обморока и промямлил, выковыривая из зубов вещественные доказательства:
– Амвы не имеете пвава!
Но понял, что никто его не слушает, и снова замолчал.
А вот Темке отчего-то не сиделось на месте, даже не лежалось. Он еще долго тряс нас с Грегори за плечи, звал идти куда-то и что-то там делать, но мы к тому моменту были уже совершенно непоколебимы и нетранспортабельны. «Нет, нет, – устало лепетал я. – Я же говорил: до ужина – не больше двух подвигов…» В конце концов Темка отчаялся нас когда-нибудь расшевелить, высказался совсем в духе Толстого – что-то вроде его «Ну и пожа-а-алуйста» и убрел куда-то в даль, одинокий, как хоббит.
Когда я в следующий раз увидел Артема, он уже заканчивал свой третий за сегодня виток и, похоже, собирался зайти на четвертый. Он продвигался по поляне странными, неестественно большими скачками. Нет, правда, всякий раз, отрываясь от земли, Темка подпрыгивал вверх метра на три-четыре, а потом медленно опускался. Со стороны это выглядело так, будто он хотел допрыгнуть до нашего неба и пробить своей головой дыру в открытый космос. Представляете, какая-то кро-о-ошечная дырочка, и тут же – бац! – нам на головы обрушивается солнечная радиация, даже на Толстого, который этого, скорее всего, и не заметит. Потом – разгерметизация, в одно мгновение небесная сфера заполняется вакуумом… точнее, наоборот, наша атмосферка улетучивается через отверстие наружу, только ведь тем, кто внутри, от этого не легче! В общем, ужас!
Хорошо, что небо у нас очень прочное. И допрыгнуть до него не так уж легко…
– Привет кенгурятам! – крикнул я Темке.
Услышав мой окрик, Артем остановился, повернулся ко мне, тоже как-то неестественно – всем корпусом, медленно поднял правую руку и помахал ею.
«Так он же… Он же играет в первого космонавта на Луне!» – осенило меня, и в тот же миг Темка неожиданно оскалился и вдруг захрипел басом висельника:
– Hello, Dolly,
Just Hello, Dolly,
It's so nice to have you here where you belong…
Он пел и пел, если можно, конечно, назвать этот хрип песней, а я все никак не мог прийти в себя от потрясения. Господи, ну почему Темке так повезло с именем, а? По-че-му?.. Маленькое, незначительное изменение – и Артем превращается в Армстронга. АААА, как любит говорить Толстый. Я тоже так хочу!..
Хотя мне все-таки кажется, что тот Армстронг, который первым высадился на Луне и тот, который поет песенки страшно хриплым голосом – это немножечко разные люди. Ну да, конечно! Сами посудите, если бы первый лунопроходец был одного со мной цвета кожи, я бы уж это как-нибудь запомнил!
Допев до конца, Темка еще раз помахал мне рукой и упрыгал за закат своими чудовищными скачками, которые даже под пыткой никто не рискнул бы назвать «маленькими шажками».
