— Погоди-ка, Освальд! Как ты сказал?! Прикроемся чужой броней?! Да! Именно так, елы-палы, мы и поступим! Срочно, слышишь, срочно найди мне унтерштурмфюрера!
— Кого-кого?
— Отто Майха. Пленного немца из Моосты.
— А как же лошади?! Я хотел бы для начала выбрать себе лучших скакунов из тех, что найдут Збыслав с дядькой Адамом. Чтобы быстрее… чтоб первым…
— Отставить лошадей! Ты поедешь со мной. И приедешь первым.
— А?
— На танке.
— На танке?
— На железном драконе — на Смоке никогда не катался, пан Освальд?
Добжинец побледнел. На лбу заблестели частые капельки. Редко шляхтич бледнел и потел вот так — не от злости, а от явного, плохо скрываемого испуга. И все же рыцарь не сказал ни слова против. Только тяжко сглотнул. Только трудно кивнул. Любовь ли вечная, быстротечная ли страсть к Ядвиге — чем бы ни было это чувство, но оно оказалось сильнее ужаса перед предстоящей поездкой в чреве бронированного монстра. Бурцев зауважал собрата по оружию пуще прежнего.
Сыма Цзяна привел дядька Адам. Рана у наводчика гранатометной аркабаллисты оказалась пустяковой, так что китаец был по-прежнему шустр и деловит. Времени даром бывший советник Кхайду-хана не терял: используя все известные ему достижения китайской медицины, маленький желтолицый старичок врачевал других раненых. Подстреленный Бурангул оказался в числе первых его пациентов. Впрочем, татарского сотника тоже лишь слегка задело пулей из танкового пулемета. Чтобы прикрыть царапину, хватило повязки на плече, большего — не потребовалось.
Они стояли перед Бурцевым втроем: дядька Адам, Сыма Цзян и Бурангул. Но Бурцева интересовал только китаец. И он с ходу задал мудрецу из Поднебесной самый важный вопрос:
— Сема, тебе известно, когда здесь наступит полнолуние?
Старик сморщил нос, прикинул что-то в уме, кивнул. Отвечал он твердо, уверенно:
— Моя знать. Полный лун встается очень скоро. В следующий ночь встается полный лун.
— Вацлав! — к ним во весь опор несся Збыслав. Доскакал, спрыгнул с седла, доложил:
— Пан Освальд нашел пленного немца. Спрашивает, куда его везти.
— Пусть везет в лес, где мы били железных драконов, — распорядился Бурцев.
… Подбитая, но недобитая «рысь» — та самая, последняя, что разнесла в щепу гранатомет-аркабаллисту и едва не размазала по мерзлой земле весь насчет противотанкового орудия, стояла на прежнем месте. Башня изуродована сквозным кумулятивным шрамом. Короткий ствол двадцатимиллиметровки беспомощно задран вверх. Под гусеницами лежит танкист с Бурангуловой стрелой в груди. Открытый люк смотрит в небо, подобно распахнутому рту мертвеца.
Бурцев встревожился, заглянул внутрь. Сначала — через прожженную броню. Потом, поднявшись выше, — в люк. Темно… Нутро машины едва различимо. Сильно воняет гарью, маслом и паленым мясом. Однако серьезных повреждений, на первый — дилетантский — взгляд, не видать. Кумулятивная струя ударила сверху вниз, прошла вскользь. Уничтожив экипаж и оплавив рацию, она все же не затронула ни боевую, ни ходовую часть машины. Приборы управления вроде тоже целы. Боеукладка — на месте…
Он повернулся к толпившимся вокруг людям. Сбежались-съехались сюда многие. Даже князь, окруженный верными гридями — посеченными и усталыми, — наблюдал со стороны. Заинтересованно так наблюдал. Как-то даже слишком заинтересованно. Что ж, спасибо хоть на том, что не мешал и не удерживал при себе силой. Не воспрепятствовал Ярославич и дружине Дмитрия и Бурангула, изъявившей желание уйти из новгородского войска вслед за Бурцевым. Сейчас дружина эта стояла в первых рядах — изрядно поредевшая и настороженная.
— Нужно убрать трупы, — проговорил Бурцев. — Кто поможет?
Про себя решил: кто не побоится лезть в нутро железного «дракона» и выступит первым, того есть смысл сажать с собой в танк. Вышел Сыма Цзян. Вышел, таща за шкирку Отто Майха, Освальд. Вышел Дмитрий. Вышел Бурангул. Вышли Збыслав и дядька Адам. Все шагнули вперед практически одновременно. Бурцев благодарно улыбнулся: еще и выбирать придется среди добровольцев-то.
Обожженные горячим дыханием противотанковой гранаты тела эсэсовцев кое-как вытащили через тесный люк. Сбросили на подстреленного Бурангулом танкиста. Впихнули внутрь Отто. Следом, сняв все боевое железо, влез Бурцев. Неловко развернулся. Стукнулся с непривычки головой о перископ. Сильно ударился — если б не толстый подшлемник, была бы шишара. Ругнулся тихонько. Тесновато, блин! Ладно, хорошо хоть прицелы и перископы целы… Крикнул: