«Что это со мной? – как о чужом человеке думал он. – Разве достойно допускать в своем сердце столь нехристианские движения души? Разве может православный священник мыслить такими категориями? Разве не с этим я боролся в себе всю свою жизнь?» И без борьбы соглашался сам с собой: «Да, все это так. Да, это не по-христиански. Но я слишком устал». Он знал, что все эти мысли только следствие огромной душевной усталости, что это просто слабость, но сегодня ничего иного ему не думалось.
* * *
Через десять минут во двор дома отца Василия подъехал ментовский «уазик», и из него выскочил красивый, стройный, довольный собой старший лейтенант Пшенкин. Он взбежал на крыльцо, без стука вошел в дверь и через секунду уже освобождал священника от оков.
– Ну вот, батюшка, а вы небось думали, что от милиции одни проблемы! – весело сверкнул он ровными белыми зубами, так, словно и не было избитого до синюшности ни в чем не повинного водителя Толяна, угроз подвесить попа «кверху жопой», словно не было ничего… – Заявление будете писать?
– Обязательно, – мрачно проронил священник. – Только не сейчас. Я сейчас занят. Можешь идти.
Он понимал, что ни Рваного, ни Батона менты сейчас в Красном Бору не застанут и с заявлением можно не торопиться.
– Там вами Тохтаров интересовался, – у самых дверей обернулся Пшенкин. – Говорит, если хотите, можете сегодня к нему подойти. У него что-то изменилось.
– Зачем подойти? – не понял священник.
– А мне откуда знать? – засмеялся Пшенкин. – Это вы с ним в одной комиссии состоите, – и вышел за дверь.
Он произнес это слово «комиссия» с таким презрением, что отец Василий сразу все вспомнил. Ну, конечно же! Он же сам просил Тохтарова подсобить в деле исповедания грехов и причащения заблудших преступных душ в новом ковалевском изоляторе. «Вот беда! – подумал он. – А корзинка-то с дарохранительницей и освященными дарами в Красном Бору осталась!»
– Так, Олюшка, – повернулся он к жене. – Я сейчас в душ, а ты свежее белье приготовь. И новые туфли. А то эти вот, – он приподнял полы рясы и посмотрел на заляпанную обувку, – совсем никуда не годятся.
– Хорошо, – кивнула Ольга. – А что мне с лошадью делать?
Священник смущенно хмыкнул, он чуть не забыл о своей спасительнице:
– Напои да хлебушка дай. Она это заслужила.
Отец Василий принял холодный душ, тщательно смыл кровь, быстро переоделся в чистое белье, поцеловал на прощание жену, потрепал по холке кобылу и сел в машину. Ему следовало поторопиться. Впрочем, он уже сообразил, что насчет освященных даров беспокоился напрасно. Правильнее будет пока исповедовать желающих, а там и видно будет, кого следует причастить, а кого еще рановато.
* * *
Тохтарова он нашел не сразу. Начальника СИЗО не было ни в УВД, ни в здании изолятора, и только дежуривший на вахте райадминистрации старый дед сказал священнику, что Тохтаров, поди, на бывших складах райпотребсоюза и должен как раз сейчас получать мыло и посуду. Отец Василий сердечно поблагодарил вахтера и двинулся на склады.
Марат Ибрагимович и впрямь оказался на складах и в настоящий момент отчаянно ругался с кладовщиком.
– Ну какую тебе еще бумагу надо?! – жестикулировал он.
– Доверенность, – не сдавался кладовщик.
– А это что?! Я тебе что, не доверенность привез?! – сердито вопрошал он, яростно тыкая пальцем в пачку бумаг на столе.
– Мне другая доверенность нужна, от Ковалева, – на глазах теряя сдержанность, объяснял кладовщик.
Отец Василий дождался момента, когда кладовщик сдался и, взяв с Тохтарова честное слово, что он завтра же привезет нужную бумагу, выдал четыре ящика хозяйственного мыла, и подошел.
– Привет, Марат Ибрагимович, – протянул он руку начальнику СИЗО.
– Здравствуйте, батюшка, – вздохнул Тохтаров и сразу же перешел к делу. – Вы уж извините, но не могли бы вы перенести свою встречу… с контингентом?
– Это еще почему? – удивился священник.
– Не ко времени это сейчас, – махнул рукой Тохтаров. – Знаете… сейчас, да еще и исповедь, – с сомнением покачал он головой. – Вы извините меня, отец Василий, это напоминает дурную шутку.
Отец Василий опешил:
– Вы же сами Пшенкину передали для меня, что можно. И, потом, знаете, я такими вещами не шучу и вам не советую!
