– Обстоятельства изменились, – Славин хлебнул пива, вытер губы ладонью и положил на стойку пачку сигарет.
Эдик зашел в служебное помещение, вытащил из пиджака мобильник и набрал номер, но не тот, который должен был набрать. Совсем другой. И тихо, прикрывая трубку ладонью, хотя никто не мог его услышать, сказал:
– Это я. Он пришел. Да. Только что. Как снег на голову…
– На полчаса задержать его сможешь? – спросил собеседник. – Так, чтобы не вызвать подозрений?
– Вообще-то он не привык тут рассиживаться. Ну, ладно. Попробую. Только я прошу: пусть все будет, как мы договаривались. Никакой крови.
– Об этом не волнуйся, – ответил человек. – Кровь никому не нужна.
Эдик дал отбой, подошел к окну и выглянул на внутренний двор, темный и грязный. В глазах застыла тоска и тревога, возвращаться за стойку не хотелось, но, пересилив себя, бармен поплелся на рабочее место.
– Велели перезвонить через пятнадцать минут, – сказал он мужчине, неторопливо попивавшему пиво, и, чтобы чем-то занять себя, принялся протирать мытые кружки.
Эдик налил посетителю еще пивка и покосился на часы: кажется, время остановилось. Тогда он придумал новое занятие, стал драить щеткой раковину мойки. За работой как-то спокойнее.
Славин появлялся здесь последние полгода, наезжая два-три раза в месяц, обычно по будням. О приезде этого человека предупреждали заранее незнакомые люди. Как только Славин переступал порог заведения, Эдик должен был набрать телефон, номера которых менялись каждый месяц, а то и чаще. Незнакомый голос диктовали адрес новой съемной квартиры, куда должен был отправиться Славин.
Иногда случалось по-другому. В бар заходил человек и оставлял пару ключей для Олега, от машины и квартиры, наговаривал адрес, который надо, не записывая, выучить наизусть. Бывало, оставляли мобильники, один раз доверили передать большой тяжелый чемодан «самсонит» с кодовым замком. За каким хреном приехал из южных краев этот Олег Славин, что делает в Москве, – этими вопросами бармен не задавался, потому что не хотел знать лишнего. Ясно, что это курьер и привозит в Москву он не семечки и не таджикские дыни. На этом точка.
Впрочем, если разобраться, Эдик не брал на себя никакого риска. Тем более что люди, приходившие в бар за ключами или адресами, постоянно менялись. До Славина сюда шастал какой-то Хабургаев, до него таджик или узбек, фамилии которого невозможно выговорить, не сломав язык, пару-тройку раз заскакивала симпатичная баба по имени Светлана.
Если менты прижмут бармена, он всегда отопрется. Его дело маленькое: попросили – позвонил, оставили – передал. И вся любовь. В чем тут криминал? За несложные поручения он имел очень приличные деньги. Не позволяя себе никаких излишеств, откладывал каждую копейку, надеясь, что когда-нибудь вырвется из этой душной помойки, и откроет свой большой и светлый бар. Пусть не в Москве, на это никаких кишок не хватит. Задушат поборами менты и всякие твари из управы. Он начнет дело у себя на родине, в Пензе. Станет пускать к себе приличных людей с тугими кошельками, а не урлу и ханыг.
– Тебе не пора перезвонить? – спросил Славин.
– Да, да, – Эдик пустил воду, смыл пену и вытер руки. – Уже иду.
Он снова прошел в служебное помещение, постоял пару минут, прижавшись спиной к стене, и вернулся.
– Что-то у них не склеивается, просили еще раз перезвонить, – соврал он, чувствуя, что физиономия окаменела от напряжения. – Черт, всегда так. Минуточку…
Он вышел из-за стойки, подрулил к старому пьянчуге. Сграбастав его за шкирку, поднял на ноги, довел до порога и толкнул в спину. Затем повесил табличку «закрыто», но не повернул ключ в замке. Опустил жалюзи на окнах и вернулся за стойку.
– Может пива? – спросил он Славина, но тот отрицательно покачал головой.
Эдик посмотрел на часы и подумал, что полчаса давно прошли.
Несколько дней назад, в это же время, перед закрытием бара сюда явились три крепких парня. Они были настроены не слишком дружелюбно, даже агрессивно. Положили на стойку конверт с деньгами и сказали, что с повелением в баре загорелого мужика с татуировкой на пальце, нужно позвонить по такому-то номеру. Поначалу Эдик запаниковал, даже попытался что-то соврать, но потом решил, что в его положении спорить не следует, иначе можно нарваться.
