— Осторожнее, идиоты! — закричал Грегори на слуг, которые пытались приладить гобелен на стене. — Вы разве не видите, что вешаете криво?
— Ну что, брат? Полагаю, уже хватит репетировать? — сказала сестра Винифред.
Я тоже отложила виуэлу. Брат Эдмунд не ответил. Он не мог оторвать глаз от гобелена.
— Красиво, правда? — спросила я.
— Да, безусловно, — медленно проговорил он. — Но почему именно история о Дафне? Выбор сюжета представляется мне весьма необычным для монастыря. И уж вдвойне странно, что этот гобелен решили вывесить к поминальному пиру.
Я кивнула:
— Понимаю, у меня мифы раньше вызывали точно такое же чувство. Но настоятельница Элизабет заверила нас, что воспроизведение классических сюжетов в искусстве никоим образом не является богохульством.
Брат Эдмунд открыл было рот, словно собираясь возразить, но потом посмотрел на свою сестру, на меня — и решил промолчать. Лицо его приняло обычное бесстрастное выражение. Тут в дверях появился брат Ричард и срочно позвал его в лазарет.
Брат Эдмунд передал свою лютню сестре и поспешил прочь. Я тоже вышла из зала, чтобы заняться другими делами. В коридоре появилась сестра Элеонора, которая выглядела очень серьезно и сосредоточенно. Я тут же поняла почему. За ней шли шесть монахинь, которые несли сокровища нашей церкви: потиры, блюда и самое драгоценное — раку. Ее выносили на мессу в День всех святых, а теперь хотели выставить в зале капитула, чтобы увидели наши почетные гости. Нашему монастырю было чем гордиться.
Я прижалась к стене, чтобы пропустить процессию. Сестра Рейчел несла раку осторожно, словно новорожденного младенца. Рака представляла собой светлую, высеченную из камня женскую руку в натуральную величину; рука словно росла из позолоченного цилиндрического основания, инкрустированного алмазами и маленькими рубинами. Раке этой было более двух столетий. Эдуард III подарил ее монастырю к его основанию. Мне довелось подержать реликвию в руках — она казалась хрупкой, но при этом была довольно увесистой. Раки обычно содержат какую-нибудь святыню: локон волос, ноготь, мощи святых, но эта была подарена нам пустой. Что ж, из-за этого мы не меньше чтили ее за красоту и святость. Сердце мое забилось чаще, когда сестра Рейчел проносила раку мимо меня. Стыдно признаться, но иногда мне почему-то казалось, что два пальца, выставленные вперед, сейчас ухватят меня.
Сестра Элеонора окликнула монахиню, шедшую последней:
— Сестра Агата, не забудьте взять в библиотеке «Житие святой Матильды».
Я быстро выступила вперед:
— Сестра Агата, позвольте помочь вам.
Начальница послушниц обрадовалась:
— Да, сестра Джоанна, пожалуйста, откройте библиотеку и ждите меня там. Я скоро приду. — Она засунула руку в карман и сняла ключ с колечка.
Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не припустить бегом. Мои руки дрожали, когда я отпирала замок. Я снова направилась к тому месту, где когда-то нашла книгу про Этельстана. Увы, на ее месте по-прежнему зияла пустота. Книгу так и не поставили обратно.
И тут мои глаза наткнулись на «Историю Плантагенетов». Может быть, я найду там что-нибудь про Ричарда Львиное Сердце? Моя рука потянулась к обложке, но как раз в этот момент в библиотеку энергичным шагом вошла сестра Агата. Я отпрянула от книги, резко повернулась к монахине, но она ничего не заметила.
— Спасибо, сестра Джоанна. Страницы этой рукописи такие хрупкие, с ними следует обращаться осторожно.
Мы нашли «Житие святой Матильды» — одну из пяти иллюминированных рукописей настоятельницы. На каждый цветной рисунок, открывавший страницу с текстом, у монахов уходило, наверное, по нескольку недель.
Отсоединяя зажимы, удерживавшие книгу на месте, сестра Агата сказала:
— Разумеется, моего мнения никто не спрашивает, но лорд Честер не производит впечатления человека, который интересуется книгами.
— Вы видели прежде лорда Честера? — удивилась я.
— А вы нет?
Я задумалась на мгновение, потом отрицательно покачала головой.
Сестра Агата сложила губы трубочкой.
— Было время, лорд Честер часто посещал монастырь. В этом нет ничего удивительного — он ведь наш сосед. Но за последние два года, после того как его дочь стала послушницей, он, помнится, приезжал сюда всего один только раз.
