Тобайас поднял ведро и плеснул водой в лицо человека на столе.
Тот вздохнул, закашлялся и повернул к нам голову. К дыбе был привязан мой отец.
Я услышала долгий жуткий крик. И не сразу поняла, что это кричу я сама.
Отец посмотрел на меня. На лице его, чуть ниже правой скулы, алело пятно, оставшееся после взрыва на Смитфилде.
— Джоанна, Бог мой! — воскликнул он. — Нет! Нет! — Он попытался освободиться, но не смог сдвинуться ни на дюйм. Привязан он был надежно.
Епископ Гардинер схватил меня сзади за плечи и больно сжал их.
— Сестра Джоанна, вы расскажете мне то, что я хочу знать? — спросил он.
Слезы побежали у меня из глаз.
— Отпусти ее, ты, ублюдок! — прокричал мой отец.
— Тобайас! — скомандовал епископ Гардинер.
Верзила схватился за рычаг, крякнул и потянул его вниз. Перекрещенные веревки натянулись и напряглись, потянув руки моего отца в одном направлении, а ноги — в другом. Бедняга страшно выпучил глаза, рот его раскрылся в безмолвном крике.
— Подождите! Нет, прекратите! — взмолилась я, пытаясь вырваться из хватки епископа. — Я вам все скажу, только, пожалуйста, прошу вас, не мучайте его больше!
Епископ Гардинер оттащил меня к двери, чтобы не слышал Тобайас.
— Немедленно рассказывай все, что тебе известно о короне Этельстана. Или, клянусь Господом, я разорву твоего отца на части. — Даже в этом тусклом свете я видела, что его лицо снова налилось кровью.
«Господи, прости меня за то, что я делаю».
— Это все королева, — пробормотала я.
— Что? — воскликнул Гардинер. — Про какую королеву вы говорите?
— Про Екатерину Арагонскую. Она перед смертью рассказала мне о короне Этельстана.
Руки епископа опустились. Выражение крайнего напряжения исчезло с его лица.
— Тобайас, — выдавил он. — Развяжи ее отца.
— Выпейте вина, — приказал епископ Гардинер.
Он привел меня в комнату на первом этаже Белл-Тауэра. Здесь стояли столы, стулья и книжные шкафы.
Образ отца, изуродованного и донельзя запуганного, растянутого на дыбе, снова предстал предо мною во всех жутких подробностях. Я полностью погрузилась в невеселые мысли и очнулась, лишь почувствовав, как что-то настойчиво касается моей руки. Это епископ пытался предложить мне кубок с вином. Я отшатнулась от него, содрогнувшись всем телом.
Гардинер вздохнул и поставил кубок на стол. Я буквально физически ощущала исходившее от него нетерпение.
— Я расскажу вам все, епископ, — прошептала я. — Просто мне нехорошо.
— Закройте глаза. Три раза глубоко вдохните и выдохните.
Я подчинилась — выбора у меня не было.
— А теперь, сестра Джоанна Стаффорд, начните с самого начала. С того дня, как вы прибыли в замок Кимболтон прислуживать Екатерине Арагонской. Когда это было?
— Во вторую неделю декабря тысяча пятьсот тридцать пятого года, — ответила я. — В тот день, не переставая, шел дождь. Мы с отцом приехали верхом. Грязь на дорогах была просто непролазная. Наши лошади постоянно останавливались. Если бы мы отправились в телеге или носилках, мы бы ни за что не добрались до места. Неподалеку была бедная деревня, и местная старуха благословила меня, когда мы спросили, какая дорога ведет к замку. А еще она сказала: «Благослови, Господь, нашу бедную королеву Екатерину». Меня это удивило. Нам говорили, что по указу короля после развода было запрещено называть его бывшую супругу королевой. Но простой народ всегда ее любил.
— Это так, — сухо подтвердил епископ. — Продолжайте.
Я открыла глаза и продолжила:
— Удивило меня и то, насколько мал оказался замок Кимболтон — скорее небольшой дом, а не замок. И построен он в низине. Трудно было поверить, что там живет королева. — Я испуганно осеклась, понимая, что допустила ошибку. Но епископ сделал мне знак рукой, прося продолжать. — Встретить нас вышел сэр Эдмунд Бедингфилд, владелец Кимболтона и ее попечитель. Нас ждали. Отец выслал вперед гонца с сообщением, что вместо матери приеду я. Сэр Эдмунд подвел меня к двери, которая соединяла его дом с покоями королевы, и удалился. Екатерина Арагонская не позволяла Бедингфилду появляться в ее покоях, потому что он обращался к ней как к вдовствующей принцессе, а не как к королеве.
