Брат Эдмунд внимательно выслушал мою историю, и у него появились вопросы.
— Я читал кое-что об Этельстане и знаю, что это один из первых королей, что он сыграл важную роль в нашей истории, — сказал он. — Но почему корона, подаренная ему французским монархом, который хотел заполучить себе невесту, имела для Этельстана такое значение? Почему он надел ее перед сражением при Брунанбурге? И каким образом корона сохранила свою таинственную силу спустя несколько веков после смерти Этельстана? И главное — как она сможет остановить уничтожение монастырей?
Те же самые вопросы не давали покоя и мне, и мы уставились друг на друга, злясь на собственное бессилие.
Брат Эдмунд глубоко вздохнул:
— Расскажите мне все, что вам известно о том, как корона попала к Этельстану.
— Эта корона была святыней, унаследованной Гуго Капетом, — сказала я.
Брат Эдмунд схватил меня за руку.
— Святыней? — переспросил он. — От какого святого?
— В книге об этом не говорится.
— А от кого ее получил сам Гуго Капет? — продолжил свои вопросы брат Эдмунд. Его пальцы так сильно сжимали мою руку, что мне стало больно.
И тут я вспомнила.
— Ах да, он унаследовал корону от Карла Великого. Гуго Капет был его потомком.
Мне показалось, что брат Эдмунд замер. Он стоял не двигаясь, даже не моргая. Брат Ричард протянул руку и встряхнул его.
— У тебя не приступ ли болезни? — спросил он. — Эй, брат, ответь нам.
И тут я впервые испугалась за брата Эдмунда: он начал одновременно плакать и смеяться, не в силах остановиться.
— Успокойтесь! — взмолилась я. — Пожалуйста, успокойтесь!
Брат Эдмунд кинулся вверх по склону, потом развернулся и бросился назад к нам.
— Неужели вы не понимаете? — спросил он, в его глазах плясали сумасшедшие искорки. — Неужели вы не можете сложить отдельные фрагменты воедино?
— Нет, — ответила я. — Объясните же нам.
— Карл Великий жил в восьмом веке. Этот монарх много тысяч душ обратил в христианство. Он строил соборы, университеты, монастыри, часовни. Ему хватало воли, сил и благочестия, чтобы собирать и сохранять самые большие святыни новообретенной Католической церкви. Вы знаете, чьим венцом он владел?
— Ce n'est pas possible![34] — воскликнул брат Ричард и перекрестился.
— Объясните мне, — взмолилась я. — Я не понимаю.
— Это был венец самого Христа, — сказал брат Эдмунд. — Тот самый, что был на Нем, когда Он страдал на кресте. Считается, что Карл Великий владел этой святыней. Терновым венцом.
Наш разговор начался на холме недалеко от заброшенного лепрозория и в тот же день, но уже позднее продолжился в библиотеке. Мы собрались там втроем. Брат Ричард придумал подходящий предлог для настоятельницы: якобы от епископа Гардинера пришло распоряжение срочно произвести некоторые изыскания.
— Она подозрительно посмотрела на меня, но возражать Гардинеру не решилась, — сказал он.
«Пока не решилась», — подумала я.
Теперь, обложившись книгами и монастырскими документами, брат Ричард и брат Эдмунд спорили об одном из событий религиозной истории, как могут спорить только очень образованные братья-доминиканцы. Верно ли, что корона, подаренная королю Этельстану, когда-то венчала драгоценную голову Христа?
— Терновый венец находится в Святой капелле в Париже, а капелла неусыпно охраняется, — устало сказал брат Ричард. — Венец никогда не был в Англии. Он хранился в Святой земле, пока в тринадцатом веке его не заполучил король крестоносцев Болдуин Первый, который продал реликвию Людовику Девятому.
— Но ты никогда не задумывался, почему Болдуин поведал о том, что владеет терновым венцом Христа, только когда задолжал огромную сумму венецианцам? — спросил брат Эдмунд. — Людовик заплатил за него сто тридцать пять тысяч ливров, и Болдуин полностью освободился от долгов.
Я поморщилась при мысли о том, что такая священная реликвия покупается и продается земными королями.
— Не забудь, что эта сделка состоялась после Третьего крестового похода, — продолжал брат Эдмунд. Он так оживился, разговаривая на историческую тему, что его страдания отступили. — На протяжении веков в Святой земле обнаруживались самые различные святыни и мощи, которые вывозились крестоносцами в Европу. Так почему же про терновый венец стало известно только в самом конце?
