Лика зажгла перед иконой свечу и хотела уже продолжить молитву, но за спиной раздались чьи-то шаги. Обернувшись, она увидела двух пожилых женщин в платках.
«Платок! Я с непокрытой головой, вот балда. И ведь казалось же: что-то должна захватить с собой. Вот бесы, вот гады! Точно влезли в меня. Надо ж было такое забыть», – мелькнули мысли.
А потом прямо над ухом раздалось:
– Четверо короедов, и все на моей шее сидят. Сын, дочь и двое деток. Не работают нигде. А ты, баба, плати за все!
– Но за квартиру-то хоть плотют?
– Какое там! Сама плачу. А ведь все дорожает. И квартплата, и свет, и телефон. В этом, как его там… А, вспомнила, в Интернете! Спрашиваю: «Что делаете? Почему не спите?» Они говорят: «Сидим». И вот они посидят-посидят незнамо где. А потом такие счета за телефон приходят, ужас!
Конечно, с раздражением подумала Вронская, человек несовершенен. И кто без греха, пусть первый бросит в меня камень. Но все-таки какие-то уж очень невоспитанные эти женщины. Мешают, сбивают с молитвы!
Невольно выслушав жалобу на Интернет-зависимых короедов, Лика переместилась на противоположную сторону храма, подальше от болтливых прихожанок.
Она просила у Бога помощи, просила сил, чтобы отпустить Франсуа. Но буквально через минуту за спиной вновь зазвучали те же голоса.
– А туалет здесь есть, интересно?
– Думаю, должен быть. Батюшки что, не люди?
– А меня туда пустят? А то я на работе сходить не успела. И сейчас мучаюсь.
– Если не пустят, это неправильно будет. Что им, жалко, что ли?
– Как же писать хочется! Прям до смерти!
Лика осмотрелась по сторонам. Надо прятаться, это очевидно. С ее-то темпераментом еще пара минут – и она точно сорвется на нравственно-воспитательный спич. А сейчас не место, не время. Со своими бы проблемами разобраться вначале.
Сбоку виднелся полукруглый дверной проем. Лика сделала пару шагов, разглядела небольшие ступени, ведущие в полутемную комнатку. И, не выдержав, осуждающе оглянулась.
Возле иконы с изображением апостола Луки больше никого не было. Странные женщины исчезли!
«Но в церкви же такая акустика, что даже на цыпочках неслышно не пройдешь, – ошалело подумала Лика. – Бесы, точно бесы. Мамочки, что же делать! К священнику, срочно. Я думала, что самое страшное – это когда в четыре часа ночи вдруг сам по себе врубается музыкальный центр. Когда в квартире раздается вой, какое-то хихиканье. Так случалось во время работы над последним романом. Я была не права! Вот он где, ужас! Чертовщина в церкви! Тетки-то испарились! Мне точно надо исповедоваться, причащаться, каяться! Все и по полной программе!»
Она хотела пойти к женщине, продававшей у входа в храм свечи и иконы. Спросить, когда можно поговорить с батюшкой. И так заторопилась, что ударилась коленом о незамеченный в полумраке выступ.
«Бесы, бесы, – уныло думала Лика, массируя коленку. Пришлось даже опуститься на ступени, нога совершенно не сгибалась, от попытки сделать шаг искры летели из глаз. – Ничего, я вам еще покажу. Вы из меня изгонитесь, как миленькие».
Она вздрогнула, заслышав шаги. И обомлела. Откуда-то сбоку – видимо, в эту комнатку был еще один вход – появились двое. Парень в очках, лицо усыпано веснушками. Ничего примечательного, похож на студента-«ботаника». Но его спутник, священник…
«Зачем батюшке такое лицо? Разве можно со столь броской внешностью проводить службы? Да на него все женщины, наверное, смотрят, глаз отвести не могут, – думала Лика и понимала, что уже минимум в пятый раз оглядывает угадывающуюся под рясой стройную фигуру, и серые глаза с длинными ресницами, и четко очерченный рот, который не скрывают небольшие усики и аккуратная бородка. – Как он молод для священника, ему тридцатник максимум. И как не похож на тех монахов, которых я видела, когда готовила репортаж о монастыре. Лица монахов поражали своей одухотворенностью, искренней верой. Но не такой земной, завораживающей красотой!»
Они не заметили ее, скрытую полумраком и выступом колонны.
– Исповедь проходит здесь, Коля, после нее верующий принимает причастие, – сказал священник. – Но сейчас тебе лучше повременить. Ты давно не приходил в церковь, поэтому тебе следует сначала попоститься, чтобы в смирении и молитве вспомнить все свои прегрешения.
