– Мама, я сегодня познакомилась с сыном соседей, Антоном, – осторожно сказала Катя, откладывая тетрадку. С маман никогда не знаешь наверняка, какую реакцию вызовет в общем-то безобидный разговор. – Мне показалось, он такой милый!
Что тут началось! Соседи засадили свой участок огромными деревьями! Тень от деревьев мешает маман взращивать клубнику! А еще соседи построили баню, которая заняла полсантиметра их бесценной территории. Кроме этого, в соседском доме регулярно прорывает трубы. Разумеется, у таких негодяев-родителей сын тоже негодяй, вне всяких сомнений. И тэ дэ и тэ пэ…
– Катерина! – категоричным тоном верещала маман. – Я запрещаю тебе! Слышишь, запрещаю разговаривать с Антоном!
«Мы с ним и не разговаривали почти, – про себя хмыкнула Катя. – В постели можно обходиться минимумом слов».
Поскольку ссориться с маман означало получить разом раннюю седину, неврастению и, возможно, уголовный срок за членовредительство, Катя приняла стратегическое решение. Не нарываться на конфликт. Маскироваться. К тому же быть Ромео и Джульеттой дачного масштаба так романтично.
Антон к идее отыскать в лесу уединенную полянку отнесся с восторгом. Его родители, как выяснилось, тоже имели большие претензии к Катиной маман и такую же автоматическую неприязнь лично к Кате.
Они удирали от враждующих родителей и занимались любовью.
И вот уже совсем скоро все повторится. До их полянки идти всего-ничего, каких-нибудь пару минут.
Но внезапно романтическое настроение исчезло.
– Антон, – Катя остановилась и взяла его за руку, – тебе не кажется, что здесь чем-то жутко воняет!
Он шмыгнул носом:
– Воняет – не то слово…
– Что будем делать?
– Пошли дальше. Должен же этот пакостный запах рано или поздно исчезнуть.
– Мне кажется, он все сильнее становится. Как думаешь, что может так невыносимо вонять?
Ответить Антон не успел. Потому что она закричала.
К дереву, облепленное мухами, было привязано это. И это было человеком. Хотя на почерневшем от крови теле тоже шевелилась жужжащая темная масса, но все же одежда была различима. Особенно джинсы…
Даже во сне Инга хмурилась. Шептала что-то неразличимое, но гневное. Кулачки отчаянно сжимали край простыни, словно пытались выдавить из мужа то, что Инга вдруг посчитала преступным, не нужным, греховным.
Гаутама задул круглую свечу под аромалампой, наполнявшей комнату свежим запахом лимона, и тоже юркнул под простыню.
Все пошло наперекосяк. Они ругаются уже несколько дней, и конца конфликту не предвидится. А ведь все так замечательно начиналось…
…Гаутама заехал за ней как всегда, ближе к полуночи. Но обычно уставшее лицо жены раскраснелось от оживления. Карма Гаутамы сразу стала портиться нехорошими ревнивыми подозрениями и далекими от милосердных намерениями. Инга – красавица, все друзья говорили: это чудо, что такая девушка согласилась выйти замуж за него, худого, с жидким хвостиком длинных волос, в общем, ни рыба ни мясо. Однако жена, чмокнув его в щеку, затрещала, как сорока, совсем не о новом симпатичном сотруднике музея или очередном гениальном актере.
– Саша! Я случайно подслушала потрясающую информацию! Оказывается, существует уникальная реликвия! Крест Евфросинии Полоцкой! Он исчез, однако были люди, занимавшиеся его поиском, причем в Москве! Представляешь, как здорово найти эту штуку! У тебя же такие связи среди антикваров! Ты бы его продал за очень хорошие деньги! Саш, нам хватит на все. Ты расширишь магазин, поменяешь ассортимент. И мы дадим взятку в театральный. Конечно, у меня талант, но вокруг столько завистников!
Он вел машину и вяло с ней соглашался. Конечно, талант. Разумеется, если есть возможность отыскать дорогую вещь, надо ею воспользоваться. Да, связи, да завистники.
Гаутама соглашался, но в глубине души посмеивался над Ингой. В этом – вся его жена. Эмоциональная, авантюрная. Ему просто дурно становится, когда он наблюдает за ее активной деятельностью, будь то ремонт их скромной квартирки в Жуковском, или массовая покупка дисков с фильмами, или все, за что Инга берется. Она не умеет и не может контролировать свои порывы. Неизвестно, как там у нее с творческими способностями, но ему кажется, что Инга создана для сцены. Ей надо куда-то выплескивать эмоции, которых с лихвой бы хватило минимум на пять энергичных людей. Она захлебывается от переполняющих ее чувств. Сходит с ума в своем музее. Цепляется за любую возможность внести разнообразие в жизнь. А какие возможности в музее? Особо никаких. Поэтому сейчас ее просто распирает от желания действовать после подслушанного разговора, в котором, по большому счету, не содержалось никакой конкретики…
