Все, что не было закреплено — люди, подушки, одеяла, пиджаки, — все это летело мимо Монтальво к кабине пилотов, образуя там большую кучу. Панические вопли смешивались с криками и стонами раненых. Президент уперся ногами в спинку переднего сиденья, чтобы его не выбросило из кресла.
Казалось, падение длится целую вечность. Монтальво уже понял, что ему суждено умереть. В душе его не было ни страха, ни желания узнать причину аварии. Он испытывал только сожаление. Он жалел, что умирает, не добившись победы. И мечта въехать в Мехико на белом коне, чтобы спасти страну и ее народ, вместе с самолетом превратилась в огромный огненный шар...
Единственными очевидцами того, как самолет врезался в горный склон хребта Восточная Сьерра-Мадре, были пилоты двух истребителей F-5, незаметно следовавших за президентским "Боингом". Они увидели, как самолет сложился в гармошку; крылья, оторванные чудовищным ударом, швырнуло далеко вперед, и вокруг стало растекаться озеро горючего. Вот пары его воспламенились, раздался взрыв — и огонь поглотил остатки катастрофы. Президент Мексики Карлос Монтальво, основные деятели его кабинета, экипаж корабля — все были мертвы. Причиной их гибели стало загрязненное топливо. Оно же испепелило их трупы до неузнаваемости и скрыло все следы преступления.
Многие шпагоносцы побаиваются гусиных перьев.
В. Шекспир
29 июня, 10.45 Паласио Насиональ, Мехико, Мексика
Капрал Хозе Фарес, водитель полковника Гуахардо, вздохнул с облегчением: транспорта на авеню Республики Бразилии было мало. Утренние события, смутные слухи и мрачное настроение полковника — все это выбивало Хозе из колеи. Гуахардо, ссутулившись на заднем сиденье, не проронил ни слова. Покосившись в зеркало заднего вида, Фарес увидел, что полковник сидит неподвижно, будто в трансе, скользя отсутствующим взглядом по пустынным улицам. И хотя капрал был далек от высокой политики, он понял, что офицер на заднем сиденье — один из тех людей, которые устроили государственный переворот и в считанные часы покончили с Карлосом Монтальво и его партией. Теперь эти люди наверняка возьмут власть в Мексике в свои руки. От одной мысли о том, что за его спиной сидит человек, обладающий такой властью, Фаресу стало как-то не по себе. Сам того не сознавая, капрал вел машину с величайшей осторожностью: можно было подумать, что он везет не полковника, а бомбу.
Гуахардо не замечал ни пустых улиц, ни того, как водитель управляет "седаном". Даже когда они въехали на главную площадь города, он едва обратил внимание на серый величественный фасад городского собора и другие, столь же внушительные здания. Даже в лучшие для него времена мало что в Мехико могло тронуть Гуахардо. И события последних двадцати четырех часов никак не изменили тех чувств, которые полковник питал к столице. Уроженец Чиуауа, он с подозрением относился и к Мехико, и к правительству, которое в нем обосновалось. Как и его предки, полковник привык полагаться только на себя и не доверять никому, кроме себя. Эти черты характера были необходимы, чтобы выжить в суровом северном штате. Помогали они ему и теперь — в жестокой политической игре.
Когда машина остановилась, Гуахардо открыл дверцу, не дожидаясь, пока капрал выйдет первым и распахнет ее перед ним. Не проронив ни слова, полковник повернулся к Фаресу спиной, миновал двух часовых у Южных ворот Паласио Насиональ и направился в президентский дворец. Как и капрал Фарес, часовые нутром почуяли, кто такой Гуахардо. Расступившись, они отдали ему честь с такой четкостью, которую редко в Мексике.
Но полковник и этого почти не заметил. Погруженный в свои мысли, заботы и тревоги, он шагнул с залитой солнцем площади под мрачноватые своды Паласио Насиональ — в незнакомый ему мир власти, жить в котором его никто не учил. Полковником все сильнее овладевали сомнения, заставлявшие его снова и снова задумываться: помогут ли черты характера, унаследованные от отца и деда, довести до конца революцию, которую он, вместе с другими заговорщиками, начал минувшей ночью.