– Передай ему привет от меня, – сказал он надломленным голосом. – Скажи, что… мне жаль, что я вас так подвел.
Марта Виленбах погладила сына по грязной щеке:
– Я передам. Ты всегда был славным мальчиком. Вот увидишь, все будет хорошо. А теперь ешь.
Она протянула ему хлеб и сыр из корзины, и Матис жадно принялся за еду. До этой минуты он и забыл, как был голоден.
– Сестричка тебе привет передает, – сказала Марта с улыбкой, глядя, как сын ест. – Для нее ты герой. Во всяком случае, так ей говорят крестьянские детишки у полей. Ну, она, конечно же, верит. А, Агнес вот тоже просила передать…
Она протянула Матису сложенный пергаментный листок.
– На что оно мне? – спросил он резче, чем намеревался.
– Должно быть, черкнула пару строк для тебя. Я всегда гордилась тем, что Агнес научила тебя читать… – Марта взяла сына за плечи: – Матис, ты к ней слишком строг! Она не виновата в том, что Эрфенштайн запер тебя тут. И я точно знаю, она старается выгородить тебя перед ним.
– Ха, она уже показала, чего может добиться от отца… Ничего ровным счетом!
Несмотря на досаду, Матис принял записку и украдкой погладил пальцами заботливо сложенный листок. Над головой снова послышался скрежет плиты. Марта Виленбах взглянула вверх и вздохнула:
– Мне нужно идти.
Она в последний раз прижала сына к груди, да так крепко, что ему даже больно стало.
– Если хочешь задобрить Эрфенштайна, брось эти свои мятежные речи! – предостерегла мать. – Выкажи раскаяние, и все обернется к лучшему.
– Я… я подумаю, мам, – кратко ответил Матис.
Марта Виленбах поцеловала его в лоб, после чего взялась за петлю вновь спущенной веревки.
– И чтобы ты знал: ты всегда останешься моим сыном, что бы ни случилось, – прошептала она – по щекам ее катились слезы.
Вскоре ее силуэт растворился во мраке колодца. Затем каменная плита скрежетнула в последний раз, и Матис снова остался наедине со своими мыслями.
Он поднес к лицу сложенный листок и потянул носом. Записка пахла весной и солнцем.
И Агнес…
Матис неспешно развернул листок и застыл на месте. Агнес не писала ему письма, она прислала ему картинку! Рисунок в пестрых тонах изображал их двоих на поляне в лесу. Он так переливался во мраке темницы, словно кто-то опрокинул ведро с краской.
Матис провел по листку ладонью. Потом устроился в углу и смотрел на рисунок, снова и снова.
К горлу снова подступила горькая желчь.
* * *
Уже на следующее утро Агнес нашла возможность еще раз поговорить с отцом Тристаном. Она нашла монаха на кухне, тот как раз растирал какие-то травы в ступке. По комнате клубился дым из печи, и старик не сразу заметил подопечную.
– А, Агнес! – воскликнул он радостно и потер красные глаза. – Что, опять приснился Трифельс?
Девушка помотала головой:
– В этот раз нет. Я, во всяком случае, не помню.
Она взяла хлебную корку и обмакнула в кружку с козьим молоком, которое ей оставила Хедвиг, и неуверенно спросила:
– Вам уже удалось поговорить с отцом насчет Матиса? Его мама была вчера у него и передала привет от меня. Она говорит, что дела у него плохи…
– К сожалению, нет. Вчера твой отец весь день провел на охоте, а сегодня с утра он, ну… – отец Тристан пожал плечами и усмехнулся: – немного нездоров. Я уже отнес ему кружку травяного отвара от головной боли. Но скоро я наверняка смогу с ним поговорить. А до тех пор будет, наверное, лучше, если ты будешь держаться подальше от тюрьмы. Иначе отец твой еще пуще разозлится и заупрямится. Обещаешь?
Агнес нерешительно кивнула:
– Хо… хорошо. Если это поможет Матису.
Она без аппетита пожевала жесткую краюшку, потом отложила ее в сторону и с любопытством показала на ступку:
– А что вы делаете?
– Растираю арнику, окопник и дудник. Смешаю с медвежьим жиром, и получится замечательная мазь… – Отец Тристан прервался и серьезно взглянул на Агнес: – Вчера в Ханенбахе я повидал маленького мальчика. Повозка переехала ему ногу. Я пообещал родителям, что выхожу его.
Он высыпал размолотые травы в горшок и смешал с мягким жиром. Затем повернулся к Агнес и подмигнул:
– Может, пойдешь со мной? что скажешь?
Агнес с радостью согласилась. Она и раньше сопровождала монаха во время визитов к больным и при этом сама кое-чему научилась в искусстве врачевания. Но с последнего раза прошло довольно много времени, поэтому предложение так ее обрадовало. Все, что отвлекало ее от Матиса и его плачевного положения, она принимала сейчас с большой охотой.
