– Я никогда не выйду за Хайдельсхайма! Никогда, после всего, что случилось. Это… смерти равносильно!
Агнес вырвалась из отцовских рук. Она с трудом сдерживала слезы, лицо ее точно окаменело.
Эрфенштайн изумленно уставился на дочь.
– Откуда ты знаешь… – начал он, но потом приосанился: – Соберись, дитя! Я прощаю тебя, потому что ты сейчас не в себе. Этот Матис, видимо, вскружил тебе голову. – отец погрозил ей пальцем: – Я, хозяин Трифельса, буду решать, за кого ты выйдешь! И уясни вот еще что: твоим мечтам и небылицам я с этого дня положу конец. Ходит в штанах и с соколом да головы из книжек не вынимает, ха! Слишком долго я это терпел. – Тут он умоляюще обнял Агнес за плечи: – Как ты не понимаешь, что мы сумеем спасти Трифельс, только если ты выйдешь за состоятельного мужчину? Речь идет о судьбе крепости, а не о твоей собственной, запомни это раз и навсегда! Хайдельсхайм возьмет тебя в жены, и точка!
Агнес развернулась и со слезами на глазах направилась к жилой башне. Краем глаза она заметила, как Маргарета посмотрела на нее с любопытством и некоторой долей насмешки, а после повернулась к кухарке Хедвиг, стоявшей рядом. Очевидно, обе служанки слышали конец разговора. Вскоре об этом прознает вся крепость, а через неделю – вся округа. Агнес вытерла слезы и, гордо вскинув голову, прошла мимо них.
– Глупая девчонка! – прошептала Маргарета толстой Хедвиг. – Ума не приложу, чего она так ерепенится? Хайдельсхайм не такой уж и плохой вариант, а вот Матису поделом.
Агнес резко развернулась и вскинула руку для удара, но в последний миг одумалась.
– Молчи! – сказала она холодно. – Матис лучше вас всех, вместе взятых!
С этими словами девушка устремилась в свою комнату. Чувствовала она себя так, словно стальной кулак медленно стискивал ей сердце.
Франция, замок Шамбор в долине Луары,
3 апреля 1524 года от Рождества Христова
В лесу, близ замка Шамбор, олениха с треском продиралась через кустарник. За нею с лаем мчалась стая собак. Где-то позади них гремели горны, преследователи били в барабаны, и топот многочисленных копыт сотрясал землю. Олениха на мгновение остановилась, подняла голову по ветру, после чего свернула в сторону и скрылась в зарослях, лишь затем чтобы в следующий миг выскочить на расчищенную поляну. Небольшой участок леса был вспахан под поле, и из земли показались ростки пшеницы.
Олениха пустилась вперед. Она легко скакала по рыхлой, подернутой туманной дымкой земле. В тот же миг послышался тихий свист. Горло оленихи прошил арбалетный болт. Она пробежала еще несколько шагов, затем запуталась в собственных ногах и рухнула на пашню. Вскоре ее настигли собаки.
– Отличный выстрел, ваше величество, – сказал шевалье Ги де Монтень, выбравшись из кустарника, где прятался вместе с королем. – Не каждый смог бы повторить такой.
Рыцарь разогнал собак, которые с лаем носились вокруг подстреленной оленихи. Затем склонился над умирающим животным и перерезал ему горло охотничьим ножом.
– Болт достал ее во время прыжка, – добавил он, вытирая клинок шелковым платком.
– Ты переоцениваешь меня, де Монтень. С тридцати шагов даже моя семилетняя дочь Шарлотта справилась бы.
Франциск I, король Французский, протянул арбалет одному из подданных, встал и разгладил бархатные брюки. Всюду из кустов поднимались рыцари, егеря и простые солдаты, призванные защищать его святейшее величество. Некоторые из них устремились к мертвой оленихе, вытаптывая при этом маленькие ростки. Не прошло и минуты, а пашня уже напоминала поле битвы.
– Отдайте собакам внутренности и отправьте загонщиков по домам! – приказал Франциск. – Охота окончена. Каждый получает по два ливра из королевской казны и сверх того кружку мадеры.
Егеря и загонщики разрозненными криками восславили короля, после чего со смехом скрылись между деревьями. В скором времени с королем осталась лишь дюжина самых верных рыцарей. Ги де Монтень протянул своему повелителю бокал вина. Франциск осушил его одним глотком и с наслаждением вытер рот.
– Как же я люблю эти облавы! – проговорил он мечтательно. – Они заставляют кровь быстрее бежать в жилах, и я забываю о повседневной суете.
