– У них не было выбора!
– Ха, кого это волнует? – Райхарт пожал плечами. – Нельзя быть таким мягкосердечным, Матис. Мы неплохо поживились, на дорогах теперь безопасно – вот что главное. Этот бард Мельхиор уже отправился сообщить новость другим ленникам. – Он усмехнулся: – Между прочим, рубился этот коротышка, как черт. Как по мне, так с клинком он управляется лучше, чем с лютней.
Матис хотел было возразить, но в этот момент к ним подошел, опираясь на посох, отец Тристан. Старый капеллан погрозил орудийщику пальцем.
– Райхарт, будь ты неладен! – ругнулся он. – Я же строго-настрого запретил ему вставать! Он потерял много крови! Твоя вина, если он теперь помрет.
Райхарт виновато улыбнулся:
– Так просто он не помрет, отче. Того, кто пережил взрыв Толстушки Хедвиг, ничем не возьмешь.
Он со смехом хлопнул Матиса по плечу и отошел за новой кружкой пива. Только теперь юный оружейник почувствовал, до чего измотан. Ноги, шею и плечи стягивали свежие повязки. Все тело словно замотали в сырую листву. У него закружилась голова, так что пришлось снова сесть.
– Вот видишь, что я говорил! Так уж прямо и не возьмешь…
Отец Тристан смерил его взглядом, после чего опустился на сломанное колесо от телеги.
– Мне мало кого удалось спасти, – сказал он с грустью. – Поэтому досадно было бы и тебя потерять после стольких трудов.
Матис взглянул в сторону леса. На ветвях толстого бука висело по меньшей мере полдюжины тел. Они слабо покачивались на ветру, и несколько ворон уже слетелись на трапезу. На темнеющем горизонте вырисовывались контуры Рамбурга. Отовсюду поднимались столбы черного дыма, в посадской части еще догорало несколько сараев и конюшен.
– Сколько людей убито? – спросил Матис.
Отец Тристан нахмурил лоб:
– Я их и не считал. Со стороны Вертингена – все солдаты и бо́льшая часть помогавших ему крестьян. У нас – не так много, но одних только крестьян пять юнцов. Еще у одного из ландскнехтов взорвалась в руках аркебуза. Его даже Господь Бог не признает, если бедняге доведется предстать перед ним. – он перекрестился и взглянул на импровизированную виселицу. – А тем уж и вовсе ничем не поможешь.
– А Черный Ганс?
– Граф Шарфенек собирается устроить над ним зрелищный процесс, – ответил монах усталым голосом и хрустнул подагрическими пальцами. – Его повесят, четвертуют и выпотрошат в Шпейере на глазах у всех горожан. Эрфенштайн с этим, очевидно, не согласен. Вот они и спорят над этим в шатре Шарфенека.
Матису вдруг стало дурно. Он схватился за плечо монаха, чтобы не упасть. Тот вынул маленькую бутылочку и протянул ему:
– Вот, выпей. Снадобье из калгана и арники, поможет набраться сил. Агнес сварила его специально для тебя, перед тем как я отправился сюда.
Матис с благодарностью глотнул из бутылочки. Отвар, сладкий и ароматный на вкус, наполнил живот приятным теплом. Матису сразу стало немного лучше.
– Как… как там Агнес? – спросил он потом неуверенно.
– А ты как думаешь? Беспокоится за тебя, дурень ты этакий! Вчера, когда явились первые гонцы с вестью о победе, Агнес только про тебя и спрашивала… – Капеллан подмигнул: – Она с радостью оказалась бы сейчас здесь, но я дал ей понять, что отец ей за это голову оторвет. Так что она решила дождаться тебя в крепости.
Со стороны лагеря вдруг донеслись громкие голоса. Оглянувшись, Матис различил лишь что-то темное и большое. Только потом он понял, что ландскнехты выволокли из палатки человека, с головы до пят закованного в цепи. Тот несколько раз споткнулся, после чего выпрямился и встал посреди лагеря. В свете большого костра Матис наконец узнал его.
Это был Ганс фон Вертинген.
Ландскнехты обступили его с веселым гомоном. Рыцарь бросал на них свирепые взгляды – лицо черное от копоти, в запекшейся крови, один глаз заплыл, нагрудник измят. Вчера, во время штурма, Черный Ганс сражался, как никто другой. Чтобы скрутить его и заковать в цепи, потребовались усилия пяти человек, но прежде он раскроил двоим из них череп. Кто-то из солдат подобрал комок твердой глины и швырнул в рыцаря. Вертинген пригнулся, но снаряд все же задел ему лоб. По лицу потекла свежая кровь.
