Саблина в «украинском» вопросе волновало совсем не то, что европейцев (и не забудем — американцев). Запад хотел прежде всего такого конфликта Гитлера с русскими, который взаимно обессиливал бы Германию и Россию и программировал англосаксонское мировое господство. Саблина же волновала будущая судьба единой и неделимой России, на которой могли неблагоприятно сказаться намерения как Запада, так и Гитлера.
— Как вы считаете, Анри, Гитлер действительно имеет воинственные намерения в отношении Украины? — первым делом вопросил Саблин на русском языке.
— Нет! Я не думаю, чтобы господин Гитлер был занят в настоящем этим вопросом. Он явно снят с очереди! — не колеблясь ответил Лелон на русском же, который знал вполне прилично.
Затем он ухмыльнулся и продолжил:
— Мы вообще-то были бы довольны, если бы Гитлер завяз в России. Россия бы стала его могилой. Но офицеры германского генштаба не какие-нибудь глупцы, и они должны отсоветовать господину Гитлеру такой вариант.
— А как, на ваш взгляд, отнесутся Англия и Франция к вторжению германских войск на юг России? — вел свое Саблин.
— О, это— мировая война, мировая война! Я не вижу ничего другого!
— То есть вы поможете Советам? — прямо рубанул Саблин. Лелон смешался:
— Ну, я имею все основания думать, что русская армия будет защищать свои пределы!
— Сама?
— Знаете, Евгений, всегда было преувеличением говорить о какой-то потрясающей силе нынешней русской армии. Но столь же преувеличены слухи о нынешнем ее якобы полнейшем бессилии. Если русские не послали войск в Чехословакию, то это произошло оттого, что мы сами не выполнили взятых на себя обязательств…
Генерал помолчал, потом многозначительно заметил:
— Обратите внимание на откровенность, с которой я это вам говорю…
Лелон, конечно же, лукавил и был откровенен не тогда, когда заявлял о готовности англофранцузов начать мировую войну из-за германской агрессии против СССР, а тогда, когда проговорился, что для Франции было бы выгодно увязание Гитлера в России.
Так же лукаво «откровенным» был с Саблиным и второй его французский собеседник в этот день — советник посольства Роже Камбон (сын знаменитого Жюля Камбона, председателя послов Парижской мирной конференции в 1920—1931 годах, умершего в 35-м).
Камбон заявил Саблину:
— Я только что вернулся из Парижа, где пробыл четыре недели. Мои сведения таковы: «украинский» вопрос, поскольку речь идет о планах, изложенных в книгах Гитлера и Розенберга, снят с очереди. Немцы разочарованы в своих украинских агентах… Так что можете спать спокойно…
Но Саблин не успокоился и задал Камбону тот же вопрос, что и Лелону:
. — Может ли Франция остаться равнодушной к проникновению на русский Юг?
— Ну что вы! — вновь успокоил русского француз, — нас это столь же не устраивало бы, сколько не может это устраивать англичан…
ЕСЛИ БЫ Англия и Франция были действительно озабочены возможностью захвата Гитлером русского Юга, то они бы уже весной 39-го повели бы себя прямо противоположно тому, как это вышло в действительности.
Чуть позднее, летом, в одном из установочных меморандумов Форин Офис о подлинном образе мыслей и действий говорилось так:
«Желательно заключить какое-то соглашение с СССР о том, что Советский Союз придет к нам на помощь, если мы будем атакованы с Востока (т. е. Германией. — С. К.), не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но также, вероятно, и потому — и это самое главное —… что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз…»
Как видим, крича во всю джон-булевскую об угрозе со стороны Германии для Советской Украины, в Лондоне всерьез рассматривали вариант удара Гитлера по Западу!
Тем не менее на реальный союз с Россией «демократический» Запад не шел. Я об этом чуть позднее скажу, но сразу замечу вот что…
Разбираясь в том, почему же Запад был так «слеп» (любимое выражение по его адресу «историков ЦК КПСС»), мы должны знать, что не так уж были слепы те, кто вел дело к войне. Все делалось кое-кем (или — Сами-Знаете-Кем) вполне сознательно…
Мы ведь, уважаемый мой читатель, ни на минуту не должны забывать, что за кулисами событий постоянно присутствовал Дядя Сэм. Внешне он был в стороне, сбоку, но его роль и была закулисной — режиссерской. И все, что происходило в 39-м году с англофранцузами, в конечном счете объяснялось планами не Англии и Франции, а планами США.
