Подали, между тем, здешний бронепоезд. Президенты уселись в первую машину, а Платон в смешавшейся толпе двух свит попал куда-то в середину кортежа. Наверное, пригласил с собой коллегу Березовского. Пусть общается на своем уровне. Знает свое место.
62
Вечером Личко пригласила Стрельцовых на неофициальный ужин. Советники пусть корпят над документами перед завтрашними переговорами, а президенты пока приятно проведут время.
- А охрана ближняя у ней - девки! - сообщил Парфен. - Самбистки и каратистки собраны.
Стрельцов не вовремя вспомнил Рогнеду: не окажись она его женой, могло бы ее как каратистку занести в охрану Личко.
Гнедая перед выходом в люди всегда осматривала "моих мужчинов". Теперь в ее роли выступил сам Стрельцов.
- А поворотись-ка, сынку. Экий ты нахальный: в президентский дом жеванку надел.
Жеваные джинсы, конечно, - последняя мольба моды: купите, кто хорошо устроен в жизни! Потому что материала на жеванку идет раза в три больше, чем на нормальную шкуру - так плотно сжевана. А люди в жеванках становятся похожи на крокодилов. Оказывается, крокодилы красивы.
- Ну и что, сейчас все так носят!
- "Все" не ездят во дворец. Это называется "Неглиже с отвагой". Сдери-ка это и надень нормальный костюм. Летний.
Гришка только вздохнул.
63
Перед Мариинским дворцом ждала толпа. (Вот ведь Мариинский - да не Питерский!) Вернее, две толпы, разделенных полицией во избежание слишком бурных дискуссий. Плакаты над одной толпой негодовали: "Москали, геть до хаты!" Плакаты над другой - звали в объятия: "Мы - едина Русь!"
- Оксане Николаевне труднее, - сказал Стрельцов сыну. - У нас бы ей обрадовались все: левые и правые, лиловые и оранжевые.
- Потому что и в самом левом, и в самом правом, и в лиловом, и в оранжевом сидит сторонник единой и неделимой, - фыркнул Гришка. - Если немножко краску поскрести.
64
Стрельцов ожидал стеснительного знакомства - ну не с "главой семьи", а скорее, с "принцем-консортом". Но Оксана Николаевна тактично соблюла симметрию - и ужинали вчетвером.
- Ну как работается на новом месте, Оксана Миколавна? - спросил Стрельцов по праву старшего в президентском стаже.
- Це мисто не наикрасче, а наитяжче, Олександре Олексеевиче. Як почнуть цвилити цеи обранцы - зенедужишь!
Стрельцов не понял - хоть и родственный язык. Что за "обранцы" и как они начнут "цвилити?" Ясно, что нехорошие дела творятся, коли от них занедужишь.
- Ничего, на то вы и пани-президентка, чтобы смирять всяких обранцев, - смело ответил он.
И кажется, попал в точку. Оксана Николаевна засмеялась и махнула рукой:
- Нехай.
Казачок в малиновых шароварах разливал напитки: шампанское и нечто бесцветное из графинчика - водку, очевидно.
Олеся указала на шампанское, остальным без спросу налили белого.
- Водка? - по-отцовски поинтересовался Стрельцов.
- Горилка. "Водка" у вас от слова "вода", потому и разбавлять легко, - нечувствительно перешла на русский хозяйка. - А горилка наша всегда горит, потому ее не разбавишь: не загорится!
- Ну давайте, - поднялся Стрельцов. - За прекрасных хозяек этого дома.
- Ой, чо вы говорите. Ласково благодаримо!
Она иногда смущалась, словно и не глава государства.
- Кушайте, просимо! Раньше бы вас маринованной скумбрией попотчевала. Лучше всякой селедки люблю. А теперь всю скумбрию за лес продали. Пускай в Сибири спирт занюхивают. А я велела: чего в городе мало, того и во дворец не нести.
- Свобода даром не дается, - рассеянно заметил Стрельцов.
- Голодная воля, - согласилась со вздохом Оксана Николаевна. - Как когда тезка ваш крестьян освободил.
- "Голодная воля", - улыбнулся Стрельцов. - Это вы хорошо сказали.
- Не я сказала. Панас Мирный сказал. Вы ведь не то что не читали, вы имени такого не слыхали! Вот вы говорите про нас: такие-сякие националисты...
- Я не говорю! - быстро вставил Стрельцов.
- Значит, думаете... Да всякий наш самый-самый патриот и Пушкина знает, и Толстого. Про нашего Гоголя уж не говорю. А вы такие широкие на Руси, такие борцы за права народов, а кто украинскую литературу хоть по именам знает? Одного Шевченка, может быть. Я бы сказала не Панас Мирный, а Панас хоть Червоный - вы бы и не заметили!
