Как-то раз рассказали притчу о Малом Вознесении. Якобы ещё Иван Грозный велел проложить сюда подземный ход из Кремля. По преданию, царь на склоне лет уверовал, разогнал опричников и решил остаток жизни провести в молениях. Прямо из-под земли являлся на богослужения. «Вот и я этот путь одолел…» — улыбался в душе Иванов, чудной опричник новейшего времени…
Плачевное состояние Малого Вознесения не обескураживало старосту. В храме долго квартировала заготовительная артель, а на месте алтаря размещалась кухня. Жареной навагой, вспоминают местные старики, несло по всей округе… Иванов принялся, пренебрегая сном и едой, зиждить (вспомним хорошее слово) церковь, которая сегодня сияет белизной, новыми крестами и золотой маковкой. Он почти не появлялся дома, поселился в деревянном вагончике. На плечи Иванова легли все хлопоты строительства — от обеспечения проектной документации до известки. Прихожане то тут то там встречали нового старосту: вот он, облачившись в спецовку, разгружает машину с кирпичом. То вместе с малярами отделывает церковные стены. Был и прорабом, и каменщиком, и грузчиком.
И людям успевал помогать. Многие верующие шли к нему со своим наболевшим, как к батюшке. Слово его, сердечное и негромкое, призывало не забывать обездоленных, в пору нынешней смуты не озлобляться, беречь друг друга, оставаться людьми.
Однажды отец Геннадий (недавно, к прискорбию, его не стало) сказал Иванову, что был бы счастлив в скором времени видеть его священником.
С момента разговора прошло много времени, но «рукоположение» пока так и не состоялось: как в Кремле, так и в московской епархии нашлись люди, посчитавшие поступок Иванова странным. Понять их можно — церкви сильно досталось от беспощадного КГБ. А вдруг спецслужбы опять принялись за старое и решили внедрить своего агента?
Иванов проявляет смирение — на все есть воля Божья! — и предпочитает не вмешиваться в течение жизни.
Он часто сегодня мысленно обращается к Кремлю, который когда-то покинул. И, молясь о заблудших, грешных, растленных душах, не проклинает, а желает спасения. Кроме молитв, он уверен, ничего не осталось…
ОСЛЕПИТЕЛЬНАЯ ДОРОГА
Ельцин прибывал в Благовещенск.
«Передовая группа» — выездная охрана, личные врачи, дегустаторы, офицеры, отвечающие за трассу и кортеж, бухгалтера, связисты, контрразведчики — всю ночь накануне зализывали раны после хлопотной недельной подготовки к визиту.
Кто, не успев протрезветь, поправлялся «губернской очищенной», кто, напротив, стоически отворачивался от протянутых стаканов. Один из офицеров со скрипом, подобно «железному дровосеку», заржавевшему от сырости, разминал в гостиничном коридоре не гнущиеся от семидневного запоя конечности.
Немногочисленные в группе женщины чистили перышки, наводили марафет: доставали из дорожных сумок нарядные кофточки, новые колготки, остатки французских духов, пудрили носы, порозовевшие от дармового шампанского. А вдруг президент остановит на ком-то взгляд!
У всех было приподнятое настроение, какое всегда царит в преддверии одного из бесплатных кремлевских развлечений — явления Деда в российскую провинцию.
Прихорашивался и Благовещенск, со времен интервенции, похоже, не мытый и не чищенный. Стеклили витрины, старательно охаживали салатного колера известкой фасады домов, вдоль которых пройдет вереница черных машин, латали худые крыши — здесь вскоре займут место снайперы из президентского спецназа, варили борщи и жарили котлеты — «передовая группа», особенно охрана, любит хорошо покушать, к тому же платит ныне редкими и такими вожделенными наличными…
Лишь один человек в группе был тих и задумчив. Не пил, не травил анекдоты, а с тоской думал о завтрашнем дне. (По известным причинам имени раскрыть не могу, назовем его Максимом.) Дело в том, что он только что вернулся из-за города, где на вверенном ему объекте провалили задание. И хотя сам глава областной администрации Полеванов уверял, что все будет в порядке, Максим, офицер Службы безопасности президента, со всей очевидностью понял, что за оставшуюся ночь такой объем работ выполнить невозможно. Он знал войну, достаточно повидал в жизни и понимал, что значит предел человеческих возможностей.