– Остынь, Рат. Не видишь, без тебя управлюсь.
– А, ну давай, – Ратибор безразлично отвернулся. – Великий Био тебе в помощь. Кстати, он бы тут наработал куда побольше нас.
– Святотатец! – схватив топор, с возмущение сплюнул Сгон. – И как у тебя язык-то повернулся, про защитника нашего и бога такое сказать? Если бы не он, где б мы были все?
А вот это было серьезно, о насмешке над племенным божеством Сгон вполне мог доложить волхвам… с которыми, правда, не очень ладил – поссорились из-за какой-то девки, – но доложить мог, особенно если его разозлить. Вот это-то Рат понимал вполне, а потому – тут же повернулся к бригадиру с самой широкой улыбкой:
– Ну, ты это, Сгоне, не сердись. Бригадир ты неплохой, о том все знают…
Сглотнув слюну, Сгон что-то проворчал, но видно уже было – злость его понемногу проходит. Размахнувшись как следует, он нанес сокрушительный удар… тут и Рат подсуетился слегою – навалился, толкнул…
– Пошла, пошла, пошла!!! Па-берегись!!!
Сминая на своем пути все, великан упал в низину, застряв в густых кронах таких же сосен.
– Что стоите, глаза таращите?! – бригадир со злобой обрушился на пильщиков. – Давайте, подрубайте сучки́!
Похватав маленькие топорики-сучкорубы, пильщики опрометью бросились исполнять приказание. Никто их них не спорил, не ругался, даже не ворчал. Да и кому там спорить-то? Все отроки лет по четырнадцать-пятнадцать, из старших только Сгон, Рат да Легоша – и тем еще двадцати нету. Остальные мужики да парни – кто на других участках лес валит, кто на башнях караульную службу несет, кто молодежь биться учит. Ну, а кто кузнец – тот кузнец, тому многое можно.
Бригада Сгона забралась нынче далеко, версты на четыре от Пятницкой башни, которая, вообще-то, раньше была не башня, а Ворота, но сейчас – да давно уже – такие времена, что никаких ворот не надобно.
Упала на слеги высвобожденная пильщиками сосна, и парни тут же принялись обрубать с упавшего ствола сучья.
– Хорошо б караульного сменить, – поглядев в небо, негромко промолвил Ратибор. – Выставляли – солнышко – во-он над той сосной было, а сейчас – эвон где! Не, конечно, твое дело, Сгон, ты ведь бригадир, не я.
– Рано его сменять. – Сгон поднял с лапника, которым были укрыты пожитки, объемистую плетеную флягу с квасом, и, сделав пару глотков, хмуро насупился. – Что он там делает-то? Лес рубит-валит? Или, может, корчует пни? Сидит себе, да глаза пучит. А ты говоришь – устал.
– Глаз тоже устать может, Сгон, – осмелился подать голос Легоша – легкий сердцем увалень, добряк, правда, увы, не рукодельник – в кузнечном деле ничего у него не выходило, как ни старался. Разве что молотобойцем – и то…
– А ну вас! – окрысился бригадир. – Да что ж это такое-то? Один гундит целый день, второй… Сейчас обед объявлю, а вы в это время, ежели охота, так сбегаете, часового проверьте – мало ли что?
Ратибор расправил плечи:
– Это приказ, Сгон?
– Считай, что приказ.
* * *
Пробирались лесом, впереди Рат, за ним – Легоша, упарились. Хоть и недалеко было идти, а все ж кругом одни завалы, буреломы, урочища.
– Матушка рассказывала, будто где-то на севере такое же урочище есть, Старцевским называется. И будто бы в глухую старину некий атаман или полковник, а может – старший сержант, звали его Заруцкий, спрятал целый воз золотых монет.
– Надо же, – треща кустами, ахнул позади увалень. – Целый воз! Интересно, какими монетами? Если там есть, где мужик сеет, то…
– Тсс!!! – Ратибор резко обернулся и присел, приложив палец к губам.
Тут же замолчав, Легоша нырнул в кусты смородины, с неожиданной для его комплекции ловкостью подполз к напарнику и свистящим шепотом спросил, что там такое?
– Глянь-ка на тот пенек, – Рат кивнул влево, на ничем не примечательную корягу размерами сажени с полторы, всю обвитую ветками, с толстыми многочисленными корнями, казалось, уходящими глубоко в землю, в густой серовато-зеленый мох, после недавнего дождя покрытый оранжевыми раковинками лисичек – увы, после Последней Войны есть их было нельзя.
– Думаешь, за ним кто-то прячется? – медленно вытаскивая из ножен меч, все так же, шепотом, поинтересовался увалень.
