Лерей прекрасно знает, что сможет, по меньшей мере, удесятерить одолженную им сумму. Игра стоит свеч, гласит поговорка. Теперь поспешите, мой мальчик, время не ждет!
— Сейчас же иду, господин генерал!
До Рошамбо донеслось только эхо слов Жиля, сам же Жиль был уже в вестибюле. Жара на улице стояла удушающая. Выйдя из сравнительно прохладного дома Уонтона, Жиль будто попал в раскаленную печь. Ему захотелось расстегнуть мундир, в толстом сукне которого он просто задыхался, но он не сделал этого, не желая быть обруганным каким-нибудь проходящим мимо офицером за нарушение формы одежды. Юноша побежал по направлению к Лонг-Уорф-стрит, и ему казалось, будто с безжизненного неба на него изливаются потоки расплавленного свинца. Потерявшее свой природный цвет море ослепляло белым сверканием.
Жиль почувствовал облегчение, лишь вступив в прохладную тень магазина Марты, с удовольствием вдохнув запахи табака и конопли новых канатов. В доме царила необычная тишина, необычная даже для этого часа дня, когда три четверти горожан наслаждались дневным отдыхом, поскольку Марта полагала привычку спать после полудня скверной и отупляющей.
Сама она посвящала его чисто женским занятиям домашним хозяйством в товариществе Розы, толстой чернокожей служанки, которая тоже никогда не спала днем: шитью платьев, варке варенья или же изготовлению огромных круглых пирогов с персиками — ее фирменного блюда, которыми наслаждались ее соседки и дамы из благотворительной мастерской, когда она приглашала их на ужин. Однако и с кухни, примыкающей к магазину, не доносилось ни звука, и, когда Жиль постучал в двери, никто ему не ответил.
Несмотря на тишину в доме. Жиль вошел и, увидев лежащую на полу Марту, громко и вычурно выбранился. Походившая на небольшую гору, задрапированную в бело-синий клетчатый перкаль. Марта лежала без чувств перед своей печью, где на медленном огне томилась смородина в большом тазу. Рядом с ней валялась облепленная сахаром шумовка, выскользнувшая, по всей вероятности, из ее рук, и тяжелая сковорода, которой ее и оглушили.
Кроме того. Жиль увидел перевернутый стул, лежащую на боку чашку, из которой все еще лился на скатерть чай, отпечатки руки на просыпанном на скатерть сахаре — все это говорило о том, что здесь произошла драма. И никаких следов индейского мальчика, Тима или Розы!
Жиль прежде всего поднял девушку с пола, усадил ее у окна в большое кресло-качалку и, удостоверившись в том, что Марта не ранена, стал приводить ее в сознание при помощи тряпки, намоченной в ведре с водой и применяемой им без лишних церемоний.
Старания юноши немедленно принесли желаемый эффект. Марта открыла большие голубые глаза, похожие на фарфоровые глаза куклы, вздохнула несколько раз, затем поднесла чуть дрожащую руку к быстро начинающему синеть виску. Тут Марта наконец обратила свой все еще слегка затуманенный взгляд на усердно растирающего ей руки Жиля.
— Что со мной случилось? — спросила она слабым голосом, обычным при подобных обстоятельствах.
— Как раз это я и хотел бы знать. Где Роза? Где Тим и индеец?
Это последнее слово внезапно пробудило память Марты Карпентер. Лицо ее стало красным, она вскочила на ноги и заметалась по кухне, издавая вопли возмущения, среди которых Жиль едва смог разобрать, что же с ней стряслось.
Он понял, что приведенный Тимом молодой индеец вел себя так спокойно, что Тим развязал его, предварительно отобрав оружие, которым тот так хорошо владел. Затем индеец попросил у Марты дать ему поесть.
— Я не очень-то была этим довольна, — воскликнула Марта, — потому что у индейца были дурные манеры и злобный взгляд, но Тим настаивал, да и сам был голоден. Я подала им солонины, пирожков и мусс из кленового сиропа. Прости меня, Боже! Нужно было видеть, как он пожирал еду, этот маленький дикарь… И одновременно говорил что-то на своем варварском языке…
— Он отвечал на вопросы Тима?
— Да, и не переставал есть при этом! Клянусь моей метлой, лучше бы я дала ему крысиного яду на обед… Когда он хорошенько наелся, то его вроде бы начало клонить ко сну, и Тим спросил у меня разрешения уложить его на одеялах в пристройке, пока он сам сходит забрать пирогу, которую вы спрятали. Я, конечно,
