Крайняя маза - страница 74

Шрифт
Интервал

стр.

– Все это очень интересно, но мне кажется, что бзыки Резвона на тему божественного шанса тут ни причем, – покачал головой Стылый. – Сабля, небось, испокон веков на стене висела.

– Нет, перед смертью Резвон сказал мне, что намеренно ее повесил...

– А ты его тоже в одеяло заворачивал и песком засыпал? Как Пашу?

– Его убил не я. Его убил Бабек, мой давний друг и его подневольный подельник. А у Бабека в то время с головой было все в порядке, и ни о каких божественных шансах он не рассуждал и в принципе рассуждать не мог.

– А что вы, Мария Ивановна, скажете на этот счет? – дождавшись паузы, поинтересовался Борис Михайлович. В глазах его теплилась надежда. – В самом деле, ваш предпоследний любовник был с бзыками, как изволил выразиться уважаемый Александр Николаевич?

Слова "предпоследний любовник" предназначались для ушей Смирнова.

– Кроме бзыков у него ничего-то и не было, – воочию представила Мария Ивановна Пашу Центнера. – А что касается шансов, то я определенно знаю, что он никогда никого не расстреливал, и не приказывал расстреливать. А вот с четвертого этажа заставить спрыгнуть или в воду с грузом столкнуть – это он любил. Да, в воду с грузом...

– Весьма любопытно, весьма любопытно... – Борис Михайлович попытался расправить плечи. Бетон презрел его движение.

– Ну, говори, не томи, – попросил Стылый, заинтересовавшийся не менее своего начальника.

Мария Ивановна, молчала, уставившись в пятно крови, буревшее под ее глазами на ковролине.

– Ты чего? – обеспокоился Смирнов.

– Да так, припоминала... – бетон более чем другим мешал ей говорить свободно. – Паша действительно кое-что рассказывал по теме... На яхте они гуляли. То ли на Рижском взморье, то ли на Клязьминском водохранилище. И одного человека утопили. Который, как они считали, общие деньги присваивал. Паша потом говорил мне, что он настоял, чтобы беднягу бросили в воду не только с грузом на шее, но и с ножом в руке. Друзья сначала возражали, но потом решили развлечься и принялись веревки на скорость резать. Резали, резали и, в конце концов, скрутили по данным эксперимента пятиминутную веревку... Ну, значит, такую, которую за пять минут, не меньше, ножом перерезать можно...

– Ну и что? – спросил Борис Михайлович, не сводя воспаленных глаз с женщины. – Выплыл ворюга?

– Нет. Он так перепугался, что нож из руки выронил, до воды еще не долетев.

– Испугался – погиб... – изрек Евгений Александрович любимую фразу.

– Еще Паша говорил, что обманул дружков. В том месте, где к веревке камень крепился, ее за три минуты можно было перерезать. В воде, да еще с закрытыми глазами. Понятно, почему обманул... Ведь это он деньги крал, и это его должны были топить.

– Повезло нам с ним, – одними губами усмехнулся Борис Михайлович. – Наш Паша Центнер, оказывается, в своем роде джентльмен. И нам с вами всего лишь надо найти алмазную пилу где-нибудь на кухне и распилить наши так ладно скроенные одежды.

– Или надеяться, что господин Смирнов во сне из своей выскользнет, – усмехнулся Стылый.

– А этот человек, которого Центнер вместо тебя мучил... – не обратив внимания на реплику, вперился Смирнов в усталые глаза смотревшей на него Марии Ивановны. – Ну, тот разорившийся бизнесмен. Ему Паша оставил шанс выбраться?

Мария Ивановна опустила веки.

– Оставил... – выдавила она.

– Какой? – насторожился Смирнов. Он почувствовал, что услышит нечто ужасающее.

– Паша сказал, что если этот бизнесмен, Вадимас Ватрушкайкис по имени, найдет слова и уговорит меня освободить его, то я могу не опасаться наказания...

Мария Ивановна замолкла. Она набиралась сил. Или вновь переживала случившееся.

– Почему можете не опасаться? – не вынес паузы Борис Михайлович.

– Он сказал, что если я сжалюсь, отпущу его, дам уйти, то он, Паша Центнер, просто-напросто приведет на его место другого человека, – плача, сказала Марья Ивановна. – Приведет, отрежет, то, что надо и будет использовать по назначению...

– И этот Ватрушкайкис уговаривал тебя? – спросил Смирнов, весь охваченный сопереживанием.

– Да... – прошептала Мария Ивановна. – Я каждый вечер приносила ему еду, и он убеждал меня отпустить его, дать уйти. Обещал, клялся, молол, плакал, рассказывал о парализованной после автокатастрофы жене и двух маленьких белокурых дочурках, Эльзе и Лауре. Я, рыдая, слушала, слушала. Обнимала и целовала его, ласкала и гладила, но отказывалась... Лишь однажды не удержалась, разрезала один ремень, но вовремя спохватилась...


стр.

Похожие книги