– Что, съедобное искали?
– Да, искал, а там все позеленело...
– Я вас покормлю, – улыбнулась Мария Ивановна. – В счет ремонта.
* * *
В ванную соседки Смирнов попал лишь где-то в половине второго. До этого времени он совершал экскурсию по квартире.
Она впечатляла. Впечатляло все. Дорогая драпировка, персидские ковры. Весьма неплохие картины. В столовой изумительная, инкрустированная слоновой костью, посудная горка. В ней коллекционный фарфор. За ней дверь в тайную квартиру. В спальной кровать два на три. Мягкая. Вибратор в приоткрытом ящике тумбочки.
Также впечатляло мясо в горшочках с черносливом. Блю Лейбл. Хеннеси. Черная икра. Посуда. Мейсен. Серебро. Золото. Торт ручной работы.
А пальчики пианистки с алыми алчными ноготками? А кожа? Бархатная, притягивающая пальцы, притягивающая тело, притягивающая все. А стройные, захватывающие бедра? А ножка? А живые губы?
А глаза настоящей женщины? Глаза, которые читают сокровенные мысли? А выразительная улыбка?
"Я заставлю тебя подняться на седьмое небо, подняться со мной на руках".
"Ты, любовница бандита и, скорее всего, своего товароведа!? Что ты по сравнению с Юлией!?"
"Да, я не знаю, какую симфонию написал Робеспьер и почему коньяк Камю получил Нобелевскую премию. Но в постели этого и не нужно".
"Ты стремишься не ко мне. Ты мокнешь оттого, что рядом с тобой сидит киллер. Хозяин смерти. Волк. Чистильщик".
"Конечно, дурачок. Да, меня это впечатляет. И тебе от этого будет только лучше".
"Я люблю Юлию. Люблю, несмотря ни на что".
"Ну и люби. Мне тоже нравиться мой Вася. Он добрый и простой".
"Ну и спала бы с ним".
"Ты что, не понимаешь, я просто хочу быть уверенной в том, что ты не убьешь меня завтра или послезавтра? Так, на всякий случай не убьешь. Я хочу подстелиться под тебя. Я хочу хоть чем-то стать для тебя. Пусть подстилкой. Стать, чтобы ты хоть немного подумал перед тем, как нажмешь курок".
"Не ври, ты ведь не веришь, что я профессиональный киллер..."
"Конечно, не верю... Но ведь игру начал ты, вот я и подыгрываю. А ты подыгрывай мне, и в конце нашего спектакля на сцену полетят розы".
"Как подыгрывать?"
"Скажи мне, хищно сузив глаза: Я убил негодяя, твоего хозяина, и теперь ты по праву принадлежишь мне".
Смирнов сузил глаза и подумал: "Я убил бандита, твоего хозяина, и теперь ты по праву принадлежишь мне".
"О, я твоя! Но помни, что женщины любят сильных. Женщины любят владык. Иди в ванную, мой повелитель".
"Если она кончила два раза, то никакого изнасилования не было".
"Конечно, не было, дурачок".
"А зачем тебе вибратор?"
"Я выставила его специально. Вибратор – это символ искореженного одиночества, ты же знаешь..."
"А..."
15. Сначала Юлия, Таити потом
Домой Смирнов пришел утром, в половине шестого. Хотелось есть. Еще бы – всю ночь не спал. И еще было стыдно перед Юлией. Она ему доверилась. Она, его будущая преданная женушка. Будущая мать его будущих детей. Мальчика и девочки.
"Нет, я законченный подлец. И потому, что отдался Марии Ивановне, и потому, что поверил Шуре. Поверил, что Юлия кончила с ним два раза.
Со мной она не каждый раз кончает. Не то, что Маша.
Нет, Шура, лжет. Он всегда лжет.
Мстит.
Пойду посмотрю на доллары, может, полегчает..."
Доллары были на месте. Но не полегчало. Совесть не отпускала. Достав из морозильника весь передавленный куриный окорочек, Смирнов бросил его на сковороду.
"Триста пятьдесят тысяч долларов в морозильнике, а куриную ногу жарю. Нет, Смирнов, ты плебей. И чувствуешь, что от денег только сопьешься и разжиреешь. В том числе и мозгами. Пожертвовать что ли? Кому? Везде жулики. Особенно в благотворительных фондах. А может, купить дальнюю деревеньку? Колонию в ней устроить? Починить избы, плетни, дороги. Навезти самоваров, косовороток, сапог, сарафанов с кокошниками. Поставить кирпичный заводик. Лесопилку. Чтобы пилить лес воем циркулярной пилы. Это же здорово. Вжиг-вжиг-вжиг и готова корабельная сосна – уноси готовенькую. Люди поднимутся, станут сами себе нужными...
Утопия...
Господи, я же забыл, что женюсь на Юлии! Триста пятьдесят тысяч – это мой калым. Фиг с ней, с деревней. Через триста лет все равно парниковый эффект. Трясет природу, то жара, то холод. Вон, Антарктида тает. На глазах разваливается.