Лучше всего, пожалуй, сделать двойной ход, повернуть налево, а не направо, и обогнуть особняк в противоположном направлении. Путь более длинный, но приведет его к окнам справа от входа и избавит от необходимости проходить по ступеням.
Питтман повернулся, пригнувшись, и, держась у стены, двинулся вдоль мокрых кустов, мимо двух окон, которые ему удалось проверить. На третьем окне драпри были плотно задернуты. Внимательно прислушавшись, он не уловил ни звука и, заключив, что комната пуста, двинулся дальше, огибая угол дома.
Мелкие капли дождя сверкали в свете дуговых ламп. Фонари были установлены на торцевых стенах особняка и под карнизом солярия над многоместным гаражом. Прижавшись к стене, Питтман проскользнул к тому месту, где дом переходил в гараж. Здесь не было окон, и Питтман позволил себе выпрямиться. Пройдя за угол и осмотревшись, он увидел, что все пять ворот вместительного стойбища машин закрыты.
Дальше за гаражом снова шла стена дома. Здесь ламп было меньше, но вполне достаточно, чтобы разглядеть большой закрытый плавательный бассейн с раздевалкой, темный распаханный цветник, кустарник и деревья, а справа, совсем рядом — деревянные ступени, ведущие на крышу гаража, в солярий.
Помещение за стеклянными дверями солярия по-прежнему было освещено. И Питтман, чтобы снова не возвращаться, решил обследовать все сейчас и стал подниматься по деревянным ступеням.
В солярии было темно, и Питтману стало не по себе. Почему все здание залито светом, а здесь не видно ни зга? — недоумевал он.
Впрочем, за дверями со стеклами свет горел. Сквозь ажурную тяжелую металлическую мебель, которую в более теплое время использовали для коктейлей и ленчей, Питтман мог видеть стойку бара вдоль левой стены и огромный телевизионный экран, встроенный в противоположную стену.
В данный момент помещение использовалось вовсе не для развлечений. Кожаная мебель была сдвинута к телевизору, и центр комнаты занимала кровать с сетками безопасности по обеим сторонам. За изголовьем на длинном столе стояли электронные приборы, на которые он достаточно насмотрелся за ту неделю, когда навещал Джереми в реанимации. Мониторы показывали работу сердца, кровяное давление, частоту дыхания и содержание кислорода в крови. Два насоса контролировали скорость поступления жидкости из капельниц, укрепленных на высокой У-образной стойке, в левую и правую руки изможденного старика, лежавшего под простыней на кровати. Два санитара, которых Питтман видел в больнице, отлаживали мониторы. Медсестра следила, чтобы в трубке, подающей кислород к носу больного, не было пережимов.
Кислородную маску со старика сняли, и она лежала на одном из мониторов. Питтман почти не сомневался, что догадка его верна. Уж очень сильно старик смахивал на Джонатана Миллгейта.
Энергичный молодой человек, организовавший транспортировку старца из больницы, выслушивал стетоскопом больного. Мрачные типы, судя по всему, телохранители, топтались в дальнем левом углу.
В просторной комнате находились еще какие-то люди, которых в больнице Питтман не видел. Все знакомые лица. Питтман не раз встречал их на старых фотографиях и в телевизионной хронике, посвященной войне во Вьетнаме. Четверо мужчин, весьма презентабельных, в темных, сшитых на заказ тройках, давно вышедших из моды. Постаревшие, но все еще не утратившие своего прежнего облика.
Трое из четверых носили очки, один был с седыми усами, двое начисто облысели, а у остальных на голом черепе торчали редкие седые волосы. Лица у них были жесткие, изрезанные морщинами, на тонких шеях кожа висела складками. С суровым видом они стояли в ряд, словно на сцене перед рампой или на дипломатическом рауте, встречая гостей. Здесь собрались, если перечислить все их титулы и посты, посол в СССР, постоянный представитель в ООН, посол в Великобритании, посол в Саудовской Аравии, посол в Западной Германии, представитель в НАТО, государственный секретарь, министр обороны и советник по национальной безопасности. Естественно, все эти должности они занимали в разное время, и в разное время каждый из них входил в Совет национальной безопасности. Этих людей никогда не избирали в органы представительной власти, но по своему влиянию они уступали только лицам, занимающим самые высокие посты в государстве. Итак, здесь находились Юстас Гэбл, Энтони Ллойд, Виктор Стэндиш и Уинстон Слоан, легендарные дипломаты, с которыми считались президенты США от Трумэна до Клинтона, как республиканцы, так и демократы. За проницательность и ум их прозвали «Большие советники». Теперь можно было не сомневаться, что старец на кровати не кто иной, как пятый из «Больших советников» — Джонатан Миллгейт.
