– Что вам надо? – процедила я сквозь зубы, не скрывая своего отвращения.
– Чтобы ты стала чуть-чуть полюбезнее, стерва!
В несколько шагов Жосслен преодолел разделявшее нас пространство и, схватив горячими руками меня за плечи, рванул к себе так неистово, что у меня на мгновение потемнело в глазах. Невыносимо противные губы прилипли к моему рту, отвратительные грязные руки шарили по телу. Дурнота прихлынула к моему горлу, меня вот-вот должно было стошнить. Нет ничего на свете, что было бы хуже этого, ничего… От ужаса, гнева и брезгливости у меня помутился рассудок, а этот кошмар все не кончался, и тяжелые запахи пота и табака душили меня. Изо всех сил я вцепилась ногтями в эту мерзкую физиономию, прижимавшуюся ко мне все сильнее. Я слышала смех солдат и почти физически ощущала, как мои ногти оставляют на коже этого негодяя кровавые борозды. Он резко оттолкнул меня, лицо его было перекошено от бешенства.
– Мерзкий индюк, мужик, деревенщина! – закричала я так пронзительно, что у меня самой зазвенело в ушах.
– Ах, вот ты как, сука?!
Мне было ясно, что мне придется поплатиться за то, что я – посмела сделать. Я оказалась еще и виновата. Ко мне приставали, и теперь я сука только потому, что защищалась!
– Мы тебе сейчас устроим!
Он осыпал меня такими грязными нецензурными ругательствами, каких я даже раньше не слыхивала.
– Похоже, тебя только трое и могут урезонить! Эй, Поль, Жан Луи! Давайте сюда, будем действовать по очереди!
Я забилась в самый угол, но за мной никто не пошел, никто не попытался удержать, на меня попросту не обращали внимания. Все трое прекрасно понимали, что я убежать не могу, что я всегда буду под рукой.
– Ну, идите же! Поможете мне. Эта дрянь способна кому угодно глаза выцарапать.
Поль и Жан Луи, потоптавшись, поспешили на его зов. Меня словно окатила ледяная волна. Я прекрасно понимала, что со мной будет; ненависть, отвращение и ужас охватили меня.
Все это было как в кошмарном сне. Страх так парализовал меня, что я даже не способна была сопротивляться. Железные пальцы обхватили мои запястья, опрокинули на солому, прижали к земле; потом те же руки обхватили мои лодыжки и, как я ни старалась держать колени вместе, легко разомкнули мои ноги. Я оказалась в положении распятого, пригвожденного к земле грязными руками солдатни. Я не слышала уже ни хохота, ни сальных насмешек, я чувствовала только, как эти мерзавцы, путаясь в застежках, срывают с меня одежду, добираясь до нижнего белья. От ужаса спазмы сжали мне горло; меня стошнило, и я на миг потеряла сознание.
Увесистая пощечина привела меня в чувство. Я видела, как Жосслен, склонившись надо мной, самым бесстыдным жестом расстегивает свои кюлоты. Его мерзкая морда рыжего кабана показалась мне в это мгновение воплощением всего безобразия самого Сатаны.
– Что здесь происходит, черт бы вас побрал?!
Как в тумане, я увидела вошедшего в сарай незнакомого мне синего. Это был здоровенный парень, косая сажень в плечах, и кулаки у него были такие, что, казалось, ими он может оглушить быка.
– На карауле никого нет, в кордегардии тоже! Вы что, все продались белым? Я пошлю вас на гауптвахту, ублюдки!
Руки, державшие меня, разжались. Потрясенная, я лишь машинально оправила платье, не веря, что еще живу. Этот здоровяк, вероятно, был унтер-офицером и командовал мерзавцами, которые хотели меня изнасиловать. О, наверное, есть Бог на свете, если он пришел сюда.
– Валяйте, сержант, ругайте нас, – хрипло ответил Жосслен, подымаясь. – Да только вы прервали чудесную забаву. Желаете присоединиться? У этой девчонки все на месте, и кожа прямо как лепесток.
– Проваливай отсюда на пост! – обрушился на него сержант. – Убирайтесь все, иначе я напишу на вас рапорт капитану!
Солдаты побрели к выходу. Было видно, что ничего, кроме ненависти, они сейчас к сержанту не испытывают. Обернувшись, Жосслен хрипло и едко произнес:
– Когда закончите, сержант, уж потрудитесь нас позвать!
– Ты договоришься когда-нибудь до трибунала, идиот! Ко мне вернулись чувства и способность соображать.
Этот сержант так неистово орал на своих подчиненных, называл их ублюдками и осыпал такой бранью, что каждое его ругательство действовало на меня словно бальзам. У меня самой на языке вертелось столько ругательств, что я насилу сдерживалась, – не потому что боялась обидеть своих мучителей, а потому что горло мне до сих пор сжимали спазмы. Адский кошмар закончился; нужно было время, чтобы в это поверить.
