Мьетта была щедра на похвалы, несмотря на то, что сама была женщиной.
– Шаретт очень хорош как мужчина, уж поверь. Я много слышала о нем рассказов. Только за время мятежа он переспал по меньшей мере с десятью девушками. Но я ни одной из них не завидую…
– Ах, оставь, пожалуйста! – сказала я в сердцах.
– У тебя только одно в голове. Если ты и вправду знаешь, где Шаретт, проводи меня к нему.
– Он на Овсяной опушке, в доме Святителя Мартена. Я знаю.
Она вскочила на ноги с легкостью лани, живо отряхнула бумазейную юбку, туже затянула платок, которым были повязаны волосы.
– Пойдем. Так и быть, я проведу тебя.
Путь пролегал через топкое озеро, и, переходя от островка к островку, мы по щиколотку тонули в воде. На темно-зеленой глади озера отражались силуэты буков и ясеней. На мелководье кишели проснувшиеся с весной моллюски, личинки и рачки. Из глубины тусклых омутов, которые Мьетта умело обходила, поднималось таинственное свечение. Уже дрожали крыльями в воздухе стрекозы. Вечерняя дымка окутывала болота, деревья погружались в сиренево-розовую пелену заката.
– Ты выбрала себе трудный путь, милочка, – болтала Мьетта, с легкостью перескакивая с камня на камень, с кочки на кочку.
– И неблагодарный. От Шаретта трудно дождаться любезности. Он хороший любовник, но ведет себя с женщинами как свинья. На первом месте у него война, а не мы.
– Мне это безразлично.
– Раз уж ты идешь к нему, стало быть, не безразлично. Я потому и рассказываю тебе это. Хотя, конечно, пусть Шаретт и свинья, но он все-таки Шаретт, а не простой вандеец. В этом отношении ты все верно рассчитала.
– Я ничего не рассчитывала.
– Ладно, скромница, притворяйся, если тебе это так нравится. Да только меня не обманешь. И потом, я бы не советовала тебе уж очень надеяться на успех. Конечно, ты Шаретту понравишься. Но ненадолго. Он стыдится нас, простых женщин. Ему подавай аристократок, всяких там герцогинь и маркиз. А с нами он не живет больше недели.
Мы подошли к Овсяной опушке, и Мьетта указывала рукой на небольшой деревянный домик, прислонившийся к поросшей мхом скале. Из расщелины бил веселый родник, рассыпая по земле брызги.
– Вот это и есть его логово. Ступай! Там он всегда один. Его денщик сегодня ночью отправится ко мне. А Святитель Мартен наверняка спит на чердаке. Его пушкой не разбудишь. У тебя вдоволь времени поговорить с Шареттом. Обещай только не говорить, кто тебя привел сюда! Он и так будет недоволен, что нарушили его одиночество… Но ты быстро его успокоишь, не так ли? – Мьетта прыснула в рукав и насмешливо добавила: – Я думаю, раньше завтрашнего утра тебя ждать не приходится?
Я рассерженно покачала головой, и Мьетта поспешно зажала себе рот рукой, словно обещая молчать. А потом, посмеиваясь, круто повернулась и снова запрыгала по кочкам – теперь уже назад, в лагерь.
Некоторое время я стояла в нерешительности, размышляя, уж не последовать ли мне за Мьеттой. Как я ни пыталась не обращать внимания на ее болтовню, подобные рассказы не могли не смущать меня хотя бы чуть-чуть. Вспоминался и Гектор де Вабекур, твердивший о том, что Шаретт – сам дьявол.
Впрочем, по какой причине я робею? Разве у меня есть другой выход?
2
Я приоткрыла дверь так тихо, что ни одна петля не заскрипела, и осторожно переступила порог. В косые маленькие сени пробивался свет из комнаты. С гвоздей свешивались связки чеснока и красного перца. В углу стаяла кадушка с засоленной рыбой, и воздух пропитался рыбным запахом. Словом, внешне здесь все было так, как в обычном домике лесника. И тем страннее было сознавать, что в этой избушке живет не кто иной, как грозный Святитель Мартен, принимающий у себя еще более грозного графа де Шаретта де ла Контри.
Я заглянула в комнату, прошлась по земляному полу, все больше убеждаясь, что в доме никого нет. По крайней мере, я не видела ни Мартена, ни Шаретта и ничего не слышала. А между тем вся обстановка подсказывала, что совсем недавно здесь кто-то был. На столе оплывала толстая тростниковая свеча, пропитанная маслом, и стояла глиняная кружка. По запаху можно было определить, что пили пиво.
