Я старалась не думать об этом. Целыми днями мы сидели в камере, перезнакомились со всеми ее обитателями, узнали, кого тут считают доносчиками и шпионами, внедренными сюда властями. Я гуляла во дворе, стирала белье, брала у заключенных книги и читала. Я старалась не брать ни любовных, ни галантных мелодрам, ни эротической поэзии версальского рококо – ничего, что могло бы напомнить о прошлом и причинить мне сильную боль. Я читала только невероятные приключения и описание путешествий капитана Кука… Аврора слушала, затаив дыхание и открыв рот. Изабелла по вечерам продолжала свои поиски хороших любовников и, кажется, небезуспешно.
Возвращаясь, она вела долгие разговоры на темы любви.
– Невероятно, но самым печальным фактом является то, что ни один мужчина из пятидесяти не имеет ни малейшего понятия об умении любить. Это настоящее бедствие! Я знала всяких мужчин, и так мало настоящих! Я знала таких, которым вообще было безразлично все, кроме их собственного удовольствия, – это самый худший и бесчувственный сорт. Я знала даже таких глупых мужчин, которые покидали меня как раз тогда, когда я только-только начинала испытывать удовольствие!
Я слушала эти рассуждения молча. У меня после случая с Сен-Жюстом возникло даже некоторое отвращение ко всему мужскому племени и его домогательствам.
– Год назад был любопытный случай, – говорила Изабелла. – Я была в Лондоне. На приеме у леди Говард меня познакомили с человеком, который показался мне восхитительным. Он был красив, умен, внимателен, – у меня начинала кружиться голова… Он так томно целовал мне руки, что к концу вечера я приняла решение о том, как проведу ночь. Он вызвался разыскать мою карету, и мы, конечно же, уехали вместе. Я с трудом могла дождаться, когда увижу все его остальные хитрости. Остальные! Как только за ним закрылась дверь спальни, он быстро разделся, набросился на меня и, три раза взяв, тут же отвалился и заснул. Ни одного слова не было сказано. Ни одного обольстительного движения – представляете, милая? Столько всяческих ухищрений для того, что я могла сделать гораздо лучше сама с собой… Очень немногие мужчины любят женщин.
Не обращая внимания на Аврору и нисколько не умаляя степени откровенности своих речей, она продолжала:
– Да, очень немногие… Они не считают нас друзьями, мы недостойны этого. Что может быть дружелюбнее, чем делить с кем-то постель? А тот, мой тупой любовник, – он не пришел, как друг, для откровенного и приятного обоим наслаждения. Никто не может обойтись со своим другом так презрительно. Друзья стараются сделать друг друга счастливыми… И конечно, больше, чем где-либо, это необходимо в постели… Но все это только слова. Неудивительно, что, когда женщине удается найти хорошего любовника, она лишь улыбается и благоразумно держит язык за зубами.
– Ну, вы не только улыбались, – проговорила я. – Вы сказали мне о своем герцоге… Герцоге дю Шатлэ.
– Сказала только вам. Я знала, что вы не станете мне соперницей. Разве что сам Александр обратил бы на вас внимание.
– Вы считаете меня настолько неопасной и неспособной?
– Нет. Я знаю, что вы из другой породы. Из той породы женщин, что гонятся за великой, светлой и вечной любовью.
– Уже не гонюсь, – прошептала я.
– Нет. Гонитесь. Мы с вами – два разных вида. Я для того, чтобы найти счастье, ворошу всю кучу, а вы выискиваете крупицы. Но, похоже, мы с вами обе не очень-то преуспели. Вот скажите на милость, Сюзанна, много ли раз за всю жизнь вы изведали настоящее счастье, истинную радость с мужчинами? С кем вы были счастливы и физически, и душевно?
Я долго молчала. Приходилось вспоминать все с самого начала. Роман с Анри де Крессэ, то, сколько воздушных замков я себе построила, и то, как неловко и грубо он дефлорировал меня, причинив и телесную, и душевную травму. Граф д'Артуа… Ну, это отдельный разговор. Потом были Франсуа и некоторые другие, с которыми я не была счастлива. С Гийомом Брюном я испытала наслаждение, но, скорее всего, то была лишь случайность, зависевшая только от моего собственного возбуждения, а сам он действовал торопливо и грубо. Лескюр… Он был добр ко мне, но все же эта связь не была яркой и испепеляющей. Я привязалась к нему, ибо рядом больше не было никого, кто бы защитил меня.
