– Итак, я жду, когда же вы будете меня бесчестить, – произнесла я насмешливо. Я чувствовала слишком большое отвращение к нему, чтобы бояться. Как жаль, что он не знает, что я помогаю привести его к краху. Было бы весьма приятно сообщить ему об этом.
– Мы продолжим допрос, – сказал он резко, поднимаясь из-за стола, – прямой, стройный, с неестественно прямо посаженной головой.
– Прекрасно.
Я села, ожидая, что же будет дальше. Я уже немного отошла от холода подземелья, и кровь прилила у меня к щекам, руки согрелись. Пожалуй, даже после такой ночи я имела в себе больше жизни, энергии и радости, чем этот бледный холодный представитель народа.
– Тебя подослал Батц? – внезапно спросил он.
У меня слегка зашумело в ушах. Я не готова была к такому вопросу. Откуда он знает?
– Английское правительство, от которого я приехала, не поддерживает никаких связей с бароном де Батцем, – произнесла я спокойно.
– Ага, так ты признаешь, что Батц – не вымышленное лицо?
Я чуть не фыркнула от смеха. Эти революционеры, оказывается, еще даже точно не уверены, что Батц – не фантом. И это в то время, когда почти все правительственные учреждения опутаны золотыми сетями барона!
– Конечно, признаю. Я много слышала о его заговорах. Но Англии невыгодно вести с ним дела, так как он не признает контрразведку и отказывается заниматься сбором информации.
– Что же он делает? – воскликнул Сен-Жюст, даже с некоторым безумием всматриваясь в мое лицо.
– Он сам вмешивается в ход событий, – произнесла я замогильным голосом.
– Точнее, черт побери!
– Точнее я не знаю.
– Я не верю тебе.
Я пожала плечами. Какое мне дело до его веры? Что он может мне сделать? Разве что казнить. Сен-Жюст едва ли не потирал руки.
– Придется оставить тебя в живых на время, – произнес он. – Я уверен, ты знаешь намного больше, чем признаешься. Мы еще найдем способ вытянуть из тебя сведения.
Я насмешливо смотрела на него. Пожалуйста, вытягивайте! Только дайте мне время придумать какие-нибудь небылицы о Батце. Я с удовольствием расскажу их вам.
– Чего ты от меня хочешь? – сказала я вслух. – Я же не резидент, можешь ты понять это, Сен-Жюст де Ришбур? Я связная. Я знаю мало и все понаслышке. Я была посвящена лишь в то, что касалось Дантона…
– Когда ты уехала в Англию?
– Сразу после того, как чернь разгромила Бастилию.
– А, так ты еще и эмигрантка!
Просматривая какие-то бумаги, он перечислял:
– Потом ты вернулась и служила Австриячке. Ты ездила в Вену к императору Леопольду, ты помогала Капету и его семье бежать, ты была потом в тюрьме Ла Форс и ускользнула от правосудия. Потом похожая на тебя женщина служила в кухне Тампля и была замешана в попытке выкрасть Австриячку с ее ребенком. Далее твои следы теряются – вероятно, ты была в Англии. Как видишь, нам все известно. И этого достаточно, чтобы гильотинировать тебя 10 раз. Что мы и сделаем.
Я холодно выслушала это сообщение. Его голос звучал ровно, но было видно, что ему нравится снова и снова внушать мне, что я умру на гильотине. Его руки потянулись ко мне, легли на мою шею, с каким-то сладострастным дрожанием слегка сжали ее. Пальцы у него были холодные, казалось, ко мне прикасается мертвец. Я пересилила себя, взглянула на Сен-Жюста холодно и безразлично:
– Ага, значит, мы начинаем исполнять свои клятвы? Ну, давай, давай! Хочу посмотреть, на что ты способен. Когда кончишь, скажи мне об этом.
С проклятием он отдернул руки. Мой насмешливый тон подействовал подобно ледяному душу, но разжег ненависть. Сен-Жюст был по натуре изверг, из породы тех насильников, которых возбуждает внушаемый ими страх и сознание того, что сейчас он принудит женщину подчиниться ему. Когда этого нет, у них почти пропадает способность к насилию.
– Да что же ты? – сказала я с вызовом и насмешкой. – Давай! Ты же обещал. Правда, я была уверена, что как мужчина – ты сопляк, это видно по тебе сразу. Но все же хотелось бы убедиться в этом.
И я с трудом подавила зевоту.
По его виду было ясно, что он совершенно озверел. Он не орал, не чертыхался, но лицо его стало белее стены, а зубы были крепко сжаты. Я безразлично скользнула по нему взглядом. Пусть делает, что хочет, я согласна на все, лишь бы не пострадала Изабелла. Пусть даже насилует меня. Если может. Если у него хватит на это сил.
