Я много раз просыпалась, убеждалась, что это только сон, и снова засыпала, видя все тот же кошмар.
А в довершение мне приснилась Эстелла де ла Тремуйль, жена маршала Франции, павшего в битве при Азенкуре в 1415 году. В великолепном горностаевом плаще и платье из серебристой парчи, такая же прекрасная и гордая, как на портрете в Сент-Элуа, она подошла ко мне и почему-то сказала: «Что ты делаешь в этом городе, Сюзанна, в этой чужой постели? Ты же бретонка, дитя мое. Возвращайся в Бретань. Ты будешь счастлива там, как была счастлива я, встретив Артура де Ришмона, герцога Бретонского».
Я проснулась в холодном поту, не понимая, что бы это значило. Никогда раньше мне не являлись во сне мои предки. Но это была Эстелла де ла Тремуйль, это я хорошо поняла. Мне казалось, я до сих пор слышу ее чистый, холодный голос… Господи ты Боже мой, что за мистика!
Кто-то раздвигал шторы в соседней комнате. Задрожав, я села на постели. За окном был уже день, хмурый, холодный. Поспешно поднявшись, я сунула ноги в домашние туфли, закуталась в шелковый халат и вышла из спальни.
На фоне светлых занавесок ясно выделялся силуэт высокого, худощавого мужчины. Услышав мое приближение, он обернулся.
– Это вы, – мрачно констатировала я.
Да, это был Жан де Батц, как я и ожидала. После целого года скитаний мне суждено было встретиться с ним вновь. Я припомнила обстоятельства своего побега от этого человека: снотворное, брошенное в стакан Боэтиду, пачка украденных пропусков… Батц, вероятно, чувствует ко мне только ненависть. Но если он полагает, что сможет запугать меня, то он ошибается. Теперь я не боюсь тюрьмы. Мною овладела такая апатия, что я сама себе поражалась.
– Доброе утро, принцесса, – холодно и спокойно приветствовал меня барон.
Он отошел от окна и опустился в глубокое кресло, вытянув длинные скрещенные ноги. Батц нисколько не был похож на заговорщика, которому нужно прятаться, скрываться. Я тоже села, не ответив на его приветствие.
– Сейчас нам принесут по чашке кофе, принцесса.
Дверь отворилась. Вошел уже знакомый мне Руссель, секретарь барона, с подносом в руках. Я не отказала себе в удовольствии выпить кофе. Барон тоже взял чашку и сделал один глоток.
– Поговорим, – предложил он очень легко и просто.
5
– Поговорим, – снова предложил он.
Я молча поставила чашку на стол и внимательно взглянула на Батца. Никакого волнения я не чувствовала. Я предвидела и угрозы, и шантаж – все мои встречи с Батцем заканчивались именно этим.
– Как вы сами понимаете, принцесса, вы оказались на свободе вовсе не потому, что я проявил о вас дружескую заботу, – произнес Батц, отвечая на мой внимательный взгляд таким же пристальным взглядом своих черных, как ягоды терновника, глаз.
– В этом я никогда не сомневалась, господин барон. Уж кто-кто, а вы ничего не делаете без выгоды для себя.
– Для дела, сударыня. Лично мне ничего от вас не надо, уж вы поверьте.
Я молчала, опустив ресницы. Мне не хотелось спорить, я отлично знала, что от риторики дело не изменится.
– Нам предстоит обсудить кое-что очень важное, мадам.
– Вы желаете продолжать свои заговоры? – спросила я, вскидывая голову.
– Да.
Резко поднявшись, он прошелся по комнате, заложив руки за спину.
– Пришла пора избавить Францию от людей, заседающих нынче в Конвенте. Почва уже подготовлена… У меня есть план, вы понимаете это, принцесса?
– Еще бы! – ответила я почти враждебно. – Правда, мне отлично известно, что прежде вы действовали без особого успеха.
– Без успеха? По-вашему, навести ужас на полицию Республики, заставить всех агентов Комитета напрасно гоняться за призраком, а самому сидеть здесь, проникнуть в самую глубь революционного аппарата, знать всю его подноготную, – это, по-вашему, не добиться никакого успеха?!
Страстность его речи меня поразила, я невольно вздрогнула. Как он убежден в своей правоте! И он прав… Я сама желала ему успеха. Он действительно взбудоражил полицию, пустил ищеек по ложному следу, подкупил самых влиятельных чиновников Комитетов и Коммуны. Я понимала ту головокружительную ситуацию, когда на один вечер весь замок Тампль оказался в руках людей барона, в руках роялистов!
