– Они спят на дровяном складе, ваше сиятельство. Там, правда, холодно, но зато дождь не беспокоит. А знали бы вы, что творится в городе: синие учредили какую-то военную комиссию, и она расстреливает всех подряд, не разбираясь…
На складе мы разыскали Маргариту. Она дала сторожу тридцать пять су, и он, полагая, что старуха и трое малолетних детей вряд ли представляют собой контрреволюцию и, таким образом, обвинение в измене ему не грозит, пустил их туда ночевать. Был конец сентября, ночи стали холоднее. Дети так легко могут простудиться…
Из-за холода они и не спали вовсе. Я порывисто обняла всех троих, осыпала поцелуями три детские головки. Было радостно от того, что мы снова вместе. И в то же время новые заботы обступили меня: дети были одеты легко, даже слишком легко. Пока еще сентябрь, это можно терпеть, но скоро начнутся бесконечные дожди и повеет промозглый холодный ветер. Надо купить им одежду. Но на что? Я прекрасно знала, что той тысячи бумажных ливров хватит разве что на пару башмаков. К тому же некоторые из ассигнаций были с изображением короля, и их теперь, кажется, не везде принимают…
– Какое безумие! – твердил Розарио. – Иметь такую кучу детей!
– Послушай! – прервала я его. – Все очень хорошо складывается. На какие имена выписаны твои документы?
– На имя супругов Фромантен.
– Вот и прекрасно! Я буду женой, ты – мужем. Детей мы назовем нашими детьми, Маргариту – моей матерью… У старой женщины никто не станет требовать пропуск.
– Кто знает. Ты слышала, 5 сентября объявлен террор? Ты много месяцев жила среди белых, ты ничего не понимаешь в том, что происходит в Париже. Все, у кого нет свидетельства о благонадежности, подлежат заключению в тюрьму.
– Но Маргарите почти шестьдесят лет! Неужели ты думаешь, что отсутствие свидетельства можно поставить ей в упрек?
– Не знаю.
Я подумала о том, что у Брике тоже нет никакого свидетельства. Но ведь ему еще не исполнилось шестнадцати! Он почти ребенок. И выглядит куда моложе своих лет…
– Достаточно! – скомандовал Розарио. – От того, что мы здесь разговариваем, свидетельство нам на голову не упадет. Ну-ка, детская когорта, поднимайся! Нам нужно выйти из города сегодня ночью. Никто не знает, что случится завтра.
Я сняла свою шаль и закутала в нее Аврору, которая была одета легче, чем все остальные. Жанно взял меня за одну руку, Шарло за другую. И мы отправились в дорогу, сами не понимая еще, куда лежит наш путь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
МАРИЯ АНТУАНЕТТА
1
Трясясь в крестьянской телеге, я наконец-то достала отпечатанную бумагу, отданную мне Розарио, и осторожно расправила ее на коленях. Я давно знала, что еще 5 сентября 1793 года Конвент поставил террор «в порядок дня». Теперь передо мной лежал так называемый Декрет о подозрительных, одно из первых следствий развязанного Революцией и узаконенного террора.
«Французская Республика, единая и неделимая. Немедленно по опубликовании данного декрета все подозрительные лица, находящиеся на свободе на территории Республики, подлежат аресту.
Считаются подозрительными:
1. Те, кто своим поведением, своими связями, своими рассуждениями или писаниями выказали себя сторонниками тирании, федерализма или врагами свободы;
2. Те, кто не сможет представить в предписанной законом от 21 сего марта форме удостоверение о своих средствах к существованию и выполнении своих гражданских обязанностей;
3. Те, кому было отказано в удостоверении о благонадежности;
4. Общественные должностные лица, устраненные или смещенные со своих должностей Национальным Конвентом или его комиссарами и не восстановленные в своих правах, особенно те, кто был смещен или должен был быть смещен на основании закона от 14 сего августа;
5. Те из бывших дворян, считая мужей, жен, отцов, матерей, сыновей или дочерей и агентов-эмигрантов, кто не проявлял своего постоянного влечения к революции…»
Порыв холодного ветра вырвал у меня бумагу, она полетела по воздуху, и я не стала ее догонять. Мне и так все было ясно. Я была виновата практически по всем пунктам. Я подпадала под любую из этих статей… Оставалось лишь надеяться, что я теперь не я, а некая Жюльетта Фромантен, жена оружейника из Алансона. Правда, я сознавала, что наши подложные документы не выдержат никакой мало-мальски придирчивой проверки. Они были лишь прикрытием на тот случай, если нас остановит какой-нибудь полуграмотный патруль.
