Сидящий у прохода Рудик Троеполов захихикал, Кира растянула губы в улыбке, чтобы не отставать, но лекцию уже не слушала. Телефон жужжал еще. И еще. Кира накрыла его блокнотом. С матовой темной обложки неодобрительно посматривал насупленный воробей. Стикеры с многозначительным «Бесишь!» Кире притащил Тарас аккурат перед сдачей пробного ЕГЭ по математике. Забежал к ней в перерыве между тренировкой и съемками, наскоро чмокнул в плечо. И, пока по телу Киры разбегались колючие мурашки, приклеил первую злобную птицу на ее новенький молескин.
– Будут тебя мотивировать к труду и обороне, – хохотнул он.
– Куда? – только и успела ахнуть Кира. – Еще и криво так…
Она уже тогда начала копить деньги. Отказалась от репетитора по обществознанию, продала старую камеру и абонемент на фотокурсы в придачу, выставила на «Авито» раритетный тетрис и решила, что до выпускного не будет тратиться ни на что, кроме проездного и обедов. Молескин ей подарил папа. Без особого повода. Зашел после ужина в комнату, Кира вздрогнула от стука и, пока папа топтался в дверях, подумала, как же тихо стало в квартире.
– Ну, ты как? Готовишься? – Папа наконец присел на краешек кровати и вытянул длинные ноги, из-под домашних треников торчали полосатые носки.
– Типа того, – пожала плечами Кира.
На столе у нее горой высились книжки по истории кино. Задачник с тестами по математике она запулила в дальний ящик, чтобы не мозолил глаза.
– Молодец… – задумчиво покивал папа и протянул ей что-то завернутое в пакет. – Я вот тебе принес.
Кира разорвала скрипящий пластик, отбросила в сторону, а новенький молескин – черный, матовый, с гладенькой адресной вставкой – остался лежать в руках.
– Ты же такой хотела? – Папа улыбался, под глазами у него сгустилось темное, а морщины пролегли совсем уж глубоко.
Нужно было обнять его, прижаться щекой к футболке, пахнущей сигаретами и кондиционером для белья, сказать что-нибудь честное: папа, ты не должен себя загонять, папа, береги себя, пап, у нас в стране больше половины мужчин за пятьдесят умирают от сердечной недостаточности, а ты еще и куришь, пап, и работаешь в две смены, нельзя так, нельзя, понимаешь, пап? Но Кира только кивнула и потерла краешек молескина.
– Такой, да. Спасибо, пап.
Папа хлопнул ладонью по колену и поднялся.
– Ты не засиживайся, погулять сходи, развейся, – попросил он, остановился в дверях и тихонько добавил: – И не грусти.
Мама в тот день вернулась совсем поздно, долго шумела водой, потом вышла на кухню. Кира как раз поставила на плиту сковородку.
– Котлеты будешь?
– Ой, нет, устала так, что подташнивает. Давай кофейку?
В тусклом свете абажура мама выглядела лет на десять старше. Кира щелкнула кнопкой чайника и опустилась на табуретку.
– Как вечер прошел? – Мама насыпала в чашку растворимого кофе и бросила два кубика сахара.
– Спокойно, – соврала Кира: слишком уж красными были мамины глаза – то ли тушь смывала шампунем, то ли плакала под душем.
– Хорошо.
Они молчали, пока чайник не закипел. Молчали, пока мама пила кофе – быстрыми маленькими глотками.
– Папа тебе блокнот подарил? – спросила она, грызя старый крекер из вазочки.
– Да, спасибо, я такой и хотела. – Кира улыбнулась пошире. – Но не надо было. Он же дорогой.
– Перестань. – Мама нахмурилась. – Пойду я спать, глаза слипаются. – Поднялась было, но села обратно. – Ты еще ребенок, Кирюш, и мы должны тебя радовать подарками. Так что радуйся. – Уголки губ чуть дрогнули, на ответную улыбку сил не хватило. – Дедушка бы сказал, зайчик принес.
Поднялась и выскочила в коридор раньше, чем Кира успела ответить. Вода в ванной снова зашумела. Теперь точно плачет, поняла Кира. И сама долго потом ворочалась в постели, вспоминая про зайчика.
– Уже первые пятидесятисекундные ленты заложили основу сегодняшнего многообразия кино, – подвел итог Игорь Саныч. – О документальных и игровых опытах Люмьеров мы поговорим во второй части нашей лекции, встретимся через двадцать минут.
«Уже выезжаю», – набрала Кира, впихнула в сумку блокнот и направилась к выходу.
– Штольц, – окликнул ее Игорь Саныч. – Вы сегодня похожи на французскую актрису. Помните «Полночь в Париже» Вуди Аллена? Она там играла подругу Коко Шанель, если я не запамятовал. И бывшую любовь Модильяни.
