— Думляне будут презирать меня, когда я вернусь, — сказала Нови. — Они будут говорить, что я быть… что я словорубка. Так у нас зовут тех, кто говорит… непонятно. Таких не любят.
— Не думаю, что ты вернешься к думлянам, Нови. Уверен, для тебя найдется дело и место в Университетском комплексе, среди ученых, когда мы вернемся.
— Мне бы очень хотелось, Господин.
— Скажи, а ты не могла бы звать меня «Оратор Гендибаль»? Не хочешь? Нет, вижу, что не хочешь, — сказал он, заметив моментальный протест в ее глазах. — Ну и ладно.
— Это не будет хорошо, Господин, — покачала головой Нови. — А можно мне спросить: когда все это закончится?
Гендибаль нахмурился:
— Трудно сказать, Нови. Сейчас мне нужно как можно быстрее добраться… до одного места. У нас хороший, очень хороший корабль, но летит медленно. Хотелось бы побыстрее. Видишь, — он махнул рукой в сторону компьютера и разложенных карт, — я должен работать, чтобы проложить наш путь в космосе, но компьютер не все умеет делать, да и, честно говоря, не такой уж опытный в этом деле.
— Вы хотите попасть туда быстро, потому что есть опасность, Господин?
— Почему ты решила, что есть опасность, Нови?
— Потому что иногда я смотрю на вас, когда вы меня не видите, и ваше лицо такое… я не знаю такого слова. Не пуганное, то есть не испуганное, не ожидающее плохого… не знаю, как сказать.
— Заметно, значит, — пробормотал Гендибаль себе под нос.
— У вас… задумчивое лицо. Это верное слово?
— Не знаю. Все зависит от того, как ты понимаешь слово «задумчивый», Нови.
— Я понимаю так: вы как будто говорите себе «что мне делать дальше в этой большой беде?»
Гендибаль был потрясен.
— Правильно, Нови… но неужели ты видишь это по моему лицу? Дома, в «Ученом Месте», я всегда стараюсь, чтобы никто не мог по моему лицу понять, о чем я думаю, но… я думал, поскольку мы с тобой тут одни, можно немного расслабиться, ну… как будто я сижу в пижаме, что ли, прости, пожалуйста. А ты, видишь, забеспокоилась. Да, раз ты такая чувствительная, надо мне быть внимательнее. Придется привыкнуть — даже неспециалисты способны делать верные догадки.
Нови оторопела.
— Не понимаю, Господин…
— Я говорю сам с собой, Нови. Не становись задумчивой. Ну вот, опять это слово…
— Но есть беда, Господин?
— Есть проблема, Нови. Я не знаю, что меня ждет, когда доберусь до Сейшелла — так называется место, куда мы летим. Возможно, будут трудности.
— Это опасность?
— Нет, потому что я все сумею уладить.
— Как вы можете знать?
— Знаю, потому что я ученый. Я — лучший из ученых. Нет ничего такого во всей Галактике, что бы я не мог уладить.
— Господин… (лицо Нови исказила боль)… не хочу вас обидевать… обидеть, только я видела вас тогда, когда этот мерзавец Руфирант… и когда вы были в опасности, а он — простой думлянский крестьянин. А теперь… я не знаю, что вас ждет теперь, и вы тоже не знаете.
Гендибаль встревожился.
— Ты боишься, Нови?
— Не за себя, Господин. У меня есть страх… мне страшно за вас… я за вас боюсь.
— «Мне страшно» — тоже правильно, Нови. Можно и так говорить…
На мгновение Гендибаль задумался, уставился в пол, потом поднял взгляд, взял грубоватые руки Нови в свои ладони и сказал:
— Нови, я не хочу, чтобы ты боялась. Как бы тебе объяснить. Вот ты, например, увидела по моему лицу что-то такое… и тебе показалось, что есть опасность, о которой я думаю. Ты как бы прочла мои мысли.
— Да?
— Я могу читать мысли лучше тебя. Этому учатся ученые, а я — очень хороший ученый.
Глаза Нови широко раскрылись, руки ее выскользнули из рук Гендибаля.
— Вы… можете читать мои мысли?
Гендибаль торопливо поднял вверх указательный палец.
— Нет-нет, Нови. Могу, но не читаю.
Он знал, что обманывает ее. Он не мог, находясь с ней рядом, не улавливать общего направления ее мышления… Для этого вовсе не нужно было быть сотрудником Второй Академии. Гендибаль чувствовал, что вот-вот покраснеет. Да, она простая думлянка, но для любого мужчины лестно, когда к нему так относятся. И все-таки ее надо было разуверить — исключительно из соображений гуманности.
Он сказал:
— Я умею также изменять мысли людей. Могу сделать так, что человек как будто почувствует удар. Я могу…
