– Где смотрелся? – тупо переспросила я. И меня накрыла волна досады: совсем забыла про вчерашний пресс-подход! Как-то не задержалась у меня в голове простая и здравая мысль, что операторы снимали нас с Плевакиным не для собственного удовольствия, а для новостей. А они, стало быть, уже вышли.
– А…
– Я вам ссылочки на почту кинул! – Мой идеальный помощник и уловил мысленный сигнал, и ответил на него.
– Спасибо, Дима!
Я вошла в кабинет и осмотрелась.
Исчезновение большей части дел заметно повлияло на интерьер. Без разноцветных папок, рядами стоящих на полках и колоннами высящихся на полу, он перестал быть деловым и живописным одновременно. Зато стало намного больше места… и пыли.
– А-а-апчхи!
Я наконец поняла, зачем Верочке нужна была маска.
Пришлось искать в сумке влажные салфетки и протирать опустевшие полки.
А Дима с Верочкой не только ушли, но и вернулись не с пустыми руками: притащили побитую жизнью видеодвойку.
– Дим, зачем? Я твои ссылочки и на телефоне посмотрю, – сказала я.
– Это вам Анатолий Эммануилович прислал, сказал, понадобится для изучения материалов дела, – объяснила Верочка. – Там же целая куча кассет с видеозаписями.
– Надеюсь, они не порнографического характера, – уныло пошутила я.
– Почти, – хмыкнул Дима. – Это разные телешоу с участием ответчицы.
– Ой, Елена Владимировна, а вы знаете, что она актрисой была, эта ваша Сушкина? – Верочка полубоком присела на стол моего помощника.
Ей явно хотелось продлить пребывание в приятной компании, интересно поболтать и лишний раз показать достойному ценителю – галантному интеллигентному Диме, а не мне, – свои красивые ножки. Плевакин-то в силу возраста и склада характера обращает на них внимания не больше, чем на ножки стула.
– Заявляю протест, эта Сушкина не моя! – открестилась я.
– Теперь это наша общая Сушкина, – дипломатично заметил Дима. – Мне кажется, достанется всем.
– Но Елене Владимировне намного больше других, – возразила Верочка. – «Аргументы» уже назвали ее «престарелой молодящейся судьей» и дали просто жуткую фотку. Ой, извините, Лена Владимировна.
– Что?! Где?! Как?! – вскинулась я.
– Верочка, на минуточку! Елена Владимировна, я сейчас вернусь, – мой помощник аккуратно стянул болтливую красавицу со своего стола и вышел с ней в коридор.
– Престарелая? – недоверчиво повторила я и беспомощно посмотрелась в мутное стекло книжного шкафа.
Зеркало из него было так себе, я это понимала и никогда прежде не выражала недовольства своим отражением. А тут взяла и выразила, замахнувшись на стекло кулаком. Бить, впрочем, не стала – сдержалась.
«Неча, – как говорил классик, – на зеркало пенять, коли рожа крива».
Хотя она вовсе даже не крива.
Я вытащила из сумки пудреницу, посмотрелась в нормальное зеркальце и убедилась – не крива.
«Престарелая»! Да мне до пенсии еще больше четырех пятилеток трудиться!
Кто вообще мог такое написать обо мне, женщине в самом расцвете сил? Не иначе зеленая студентка-практикантка, идейная сторонница Анфисы Гривцовой!
А «молодящаяся» – это и вовсе поклеп! Молодящаяся – это Элеонора Сушкина, а я просто молодая!
Между прочим, это я не голословно заявляю, а со ссылкой на компетентные органы. Не так давно Всемирная организация здравоохранения изменила возрастную классификацию, и теперь молодость официально заканчивается только в сорок четыре года!
Пылая негодованием и от души желая коллективу обидевшей меня газеты в полном составе всего самого наихудшего, я посмотрела новости, ссылки на которые прислал Дима, и немного успокоилась.
В телевизионных сюжетах ничего плохого обо мне не говорили. Звучали только мое имя и должность – без нелицеприятных комментариев. Серый костюмчик с белой «блузкой» смотрелся на экране очень прилично, моих крупных планов было мало, а на общих внимание привлекала импозантная фигура Плевакина.
В общем, все было не так уж плохо.
Пока.
Натка позвонила, когда я собиралась выйти на обед. Это сбило меня с толку, и я не сразу поняла, что слова «заправься как следует» означают «залей полный бак». Даже умилилась:
– Ты теперь будешь заботиться о моем питании и за пределами квартиры?
