Красота - страница 22

Шрифт
Интервал

стр.

существующая вне нас действительность“ — значит вернуться к юмизму или даже берклианству [...]»44

Не является ли и непременное стремление найти объективно существующую красоту вне нас если не нечаянной данью берклианству, то, но крайней мере, несколько запоздалым, рудиментарным отголоском той наивной эпохи, когда палка была для человека объективно существующей болью? Не выносим ли мы, сами себе не отдавая в том отчета, наше субъективное, чисто человеческое ощущение (чувство красоты) как реакцию на внешний мир, во вне; и не пытаемся ли найти там качество «объективной красоты», столь же не существующее вне сознания, как и качество «объективной боли»? Ведь все субъективные и объективные данные (точнее, полное отсутствие последних) говорят совершенно ясно одно: красота, поскольку на протяжении своей истории человечество ее наблюдало и исследовало, — это наше субъективное чувство, возникающее при столкновении с теми или иными явлениями и процессами.

В этой связи непременные поиски объективной красоты вовсе не представляются подсказанными реальной жизненной практикой. Скорее, они обусловлены чисто умозрительными построениями типа приведенного выше: «...Если не признавать объективности, то...» и т. д. с грозным восклицательным знаком на конце.

Между тем уже один тот факт, что красота возникает как наше непосредственное ощущение, при котором мы взволнованно воспринимаем данный предмет (процесс, явление) красивым, а рациональное, логическое исследование, фиксируя все качества этого предмета (процесса, явления), с поразительным упорством из века в век никакой «объективной» красоты зафиксировать не может, прямо толкает на мысль, что красота — это своеобразная, требующая исследования непосредственная познанность объективного содержания действительности, но не само это познаваемое содержание. Что она всегда остается только и исключительно отражением реальности, содержанием сознания, причем содержанием не просто субъективным, но и глубоко эмоциональным.

В мировой эстетике подобная мысль в принципе отнюдь не оригинальна. Вспомним хотя бы Спинозу, утверждавшего, что красота «есть не столько качество того объекта, который нами рассматривается, сколько эффект, имеющий место в том, кто рассматривает. Если бы глаза наши, — пишет он, — видели дальше или ближе или если бы наша [психофизическая] конституция (temperamentum) была иная, то, что теперь кажется красивым, показалось бы безобразным. Красивейшая рука, рассматриваемая в микроскоп, показалась бы ужасной» 45. Нужно подчеркнуть, что и Чернышевский, провозглашая прекрасным жизнь, никогда не утверждал, будто вне сознания присутствует некое специальное «объективно-эстетическое» содержание помимо всей объективной жизни, представляющейся нам прекрасной в той мере, насколько она соответствует нашим понятиям о жизни. Хотя, как отмечалось, он прямо и не ставил проблему в гносеологической плоскости, тем не менее пафос его определения и анализа прекрасного заключается вовсе не в том, что прекрасное само в себе и само для себя находится вне сознания, но в том, что прекрасное для нас есть прежде всего жизнь, а не искусство. Концепция Чернышевского, если ее не насиловать в духе искательства непознаваемой наукой «объективной красоты», вообще не мыслит прекрасного без оценивающего его человека. Это обстоятельство, кстати, как раз и послужило поводом для субъективистской трактовки общественно-исторического содержания эстетики Чернышевского. Однако бороться с подобными искажениями идей Чернышевского посредством новых их искажений — нелепость.

В то же время понимание красоты как своеобразной эстетической познанности уже на данном начальном этапе нашего анализа сближает красоту с научной познанностью, с истиной. Тем самым, с одной стороны, подтверждается глубочайшее стихийное убеждение людей в родственности этих философских категорий, убеждение, нашедшее теоретические обоснования в трудах многих философов-материалистов, в том числе Белинского и Чернышевского, а с другой — открывается заманчивая перспектива материалистического преодоления и использования богатства и глубины гегелевской диалектики прекрасного (так же, как марксистская гносеология в делом преодолела гегелевское учение об истине).


стр.

Похожие книги