В одной из научно-фантастических повестей рассказывается, как во время межгалактического рейса счетно-вычислительной машине, способной решать самые сложные задачи, дали задание найти логическую формулу красоты. Для этой цели в ее приемное устройство были введены все художественно-эстетические правила и каноны, все соответственным образом обработанные формальные параметры высочайших творений искусств, начиная с древнейших времен и кончая последними эпохами межзвездных цивилизаций. В молчании толпились вокруг машины ученые, стосковавшиеся по земной красоте. Могучий электронный мозг принялся за обработку колоссальной информации о прекрасном. Прошли долгие минуты. Вспыхнули сигнальные лампочки. И с тихим шелестом на приемный столик упал белый квадрат... Он был пуст.
В этой фантазии есть несомненная истина. Самое строгое, скрупулезное и всестороннее следование формальным правилам при отсутствии художественной одаренности ничего, кроме пустого места — в смысле познания красоты, — дать не может...
Убедившись еще раз, что непознаваемость прекрасного логическим путем вовсе не является иллюзией и что ничто в этом вопросе не изменилось с тех отдаленных времен, когда это было впервые замечено, представим себе, что же означает попытка найти особый объективно-эстетический «человеческий» предмет нашего субъективного эстетического отношения. Подчеркнем еще раз, что такой предмет должен быть определен не с внешней стороны как объект произвольного, ничем не вызванного отношения, но с точки зрения внутренней, собственной специфики именно эстетического предмета, необходимо вызывающего к себе эстетическое отношение.
Если отвлечься от гипнотизирующей неистовости страстей, в свое время нагнетенных вокруг выяснения характера объективности такого предмета (природной или общественной), можно увидеть, что как с чисто формальной стороны, так и по своей сути попытки найти особый объективно-эстетический «человеческий» предмет не могут быть плодотворными. Несостоятельность таких поисков предопределяется уже неизбежностью возникновения порочного тавтологического круга. В самом деле. Поскольку единственным индикатором и мерилом непознаваемого логически эстетического предмета является субъективное эстетическое чувство, постольку и определить характер этого предмета как «эстетического» можно только через характеристику эстетического чувства. Иных определений быть не может, ибо иначе этот предмет объективно никак не проявляется. Но, с другой стороны, субъективное эстетическое переживание, согласно классической материалистической схеме, не может возникнуть, не будучи вызвано объективным эстетическим предметом.
Приведя к простейшему виду это нехитрое уравнение с двумя неизвестными, получаем: эстетический предмет — тот предмет, который вызывает эстетическое чувство; а эстетическое чувство — это такое чувство, которое вызывается эстетическим предметом. В натуре это выглядит следующим образом: «С точки зрения современной эстетической науки те явления и предметы действительности, те способности человека характеризуются как эстетические, которые так или иначе включены в особое, специфическое отношение человека к действительности — эстетическое отношение»35. А что такое «эстетическое отношение»? «Эстетическое отношение не существует без особого рода переживаний человека. Что же такое эстетическое переживание? Оно есть субъективное отражение объективных эстетических свойств явлений действительности» 36.
Подчеркиваем: этот порочный круг не есть следствие небрежности мысли. Он возникает неизбежно, ибо пара — объективно-эстетический предмет и эстетический субъект — действительно не имеет других определений, кроме как друг через друга. Отсюда-то как раз с абсолютной необходимостью и возникает отмеченный выше у многих авторов и действительно единственно возможный способ определения объективно-эстетического как «объективно-человеческого» вне человека, то есть как вынесенного во вне и объективированного общественно-человеческого и эмоционального субъективного содержания эстетической оценки. И если мы сталкиваемся здесь иногда с определениями, не грешащими явной тавтологией, то это лишь потому, что тот или иной автор, декларируя объективно-эстетический предмет, просто не утруждает себя каким бы то ни было его анализом: «[...] Эстетическое есть и
