Отдельные примеры, конечно, не всегда можно принимать во внимание, но здесь мы имеем дело с явной закономерностью: эмоционально-волевая энергия художественного образа способна высвободить огромные духовные силы, если общественное сознание к этому подготовлено, — свидетельств тому великое множество.
Что же так действует на сознание людей, воспринимающих сигналы художественной информации? Что, например, оказывалось сильнее смерти для тех, кто с пением «Марсельезы» отдавал жизнь за революцию?
Познавательное содержание гимна? Нет, конечно, ибо это содержание уже давно было всем знакомо, и повторение его еще раз вряд ли что-нибудь прибавляло к знанию. Воспитательная, идейная его содержательность? Но, во-первых, что это такое, если исключить из него смысловой, содержательный момент? А, во-вторых, если имеется в виду идея в ее логической, убеждающей интерпретации, зачем было тогда обращаться к гораздо более неопределенным и теоретически вольным формулировкам слов поэтического гимна? Эстетическое наслаждение? Об этом даже и говорить как-то неловко, ибо эстетическое наслаждение, рассматриваемое как самостоятельная функция искусства, неизбежно носит гедонистический оттенок. Соединение, синтез всех трех функций? Но что же это за синтез, на какой основе он возник? Путем механического соединения трех функций в одну? Но тогда каков смысл именно трех функций, где они реализуются как функции самостоятельные, если не в процессе восприятия искусства? А если на основе какой-то одной из этих функций, то, во-первых, на основе какой именно, а, во-вторых, существует ли тогда возможность рассматривать их как равные? На все эти конкретные вопросы, представляющиеся вполне резонными, традиционная эстетика вряд ли сможет удовлетворительно ответить.
Попробуем подойти к проблеме воздействия искусства, исходя из взгляда на художественный образ как на художественную идею. Как мы помним, волевая, эмоциональная энергия художественной идеи и в сознании ее создателя, и в сознании потребителя искусства реализуется лишь в форме определенных эмоционально-образных представлений, ощущение красоты которых питает целенаправленность идеи, вне этих конкретных представлений художественной идеи вообще не существует.
С другой стороны, эмоционально-образные представления, благодаря своей непосредственности, также не существуют как содержание сознания, не будучи слиты с чувством и волей того, чьим духовным достоянием стала художественная идея. Эти представления и есть конкретное содержание самой идеи, ибо именно на них направлены и чувства, и воля.
Что же касается влекущего, призывного ощущения красоты художественной идеи, то это активное, целенаправленное чувство как раз и предопределяет эмоционально-волевую напряженность идеи, рождает ту самую духовную энергию, которая движет любым творческим порывом.
Таким образом, воздействие искусства характеризуется не тремя функциями, а одной-единственной функцией художественной идеи — звать к практической реализации заключенного в ней содержания. Ведь всякая идея вообще есть, по мысли В. И. Ленина, «познание и стремление (хотение)» человека.
Могущественнее страха смерти в нашем примере сделалась сила духовной, созидательно-творческой энергии, высвобожденной в поющих «Марсельезу» под влиянием художественной информации, содержащейся в словах и мелодии гимна. Эти слова и эта мелодия сами по себе, казалось бы, малозначительные по сравнению с грозной ситуацией, явились тем кодом, посредством которого был передан информационный, «управляющий» сигнал, приведший в движение непреоборимые духовные силы, взрыв которых оказался подготовлен всем ходом событий, всей жизнью, всеми устремлениями, всем отчаянием и всей верой идущих на подвиг. И этот взрыв духовной энергии победил и уничтожил страх гибели. Искусство оказалось сильнее смерти.
Искусство ли? Нет, конечно. Сильнее смерти оказались вера в правоту своего дела, вера в конечную победу тех, кто придет следом, воля к прекрасной жизни грядущих поколений. Но мобилизовала эту могучую энергию воспринятая в словесно-музыкальном коде гимна информация о содержании художественной идеи. По сравнению с силой творческой духовной энергии идущих на смерть людей, авторская творческая энергия, вложенная в создание гимна, конечно, была ничтожной. Однако масштаб искусства, как мы помним, измеряется именно тем, какие силы оно способно пробудить в общественном сознании.
