Здесь нужно обратить внимание на два обстоятельства.
Во-первых, код был обоим понятен. И, во-вторых, тот, кто шел на свидание, ждал знака и потому готов был его воспринять. Можно не сомневаться, что мимо окна проходило множество людей, но, поскольку они не были подготовлены к приему информации и не знали кода, закрытое окно в этом долю им ничего не сказало. В их головах не возникло никакого знания. Для того чтобы информация могла быть передана, необходимо, чтобы лица, передающие и принимающие информацию, пользовались одинаковым кодом и чтобы то лицо, которое получает информацию, было подготовлено принять ее.
Более сложным случаем кодирования, хранения и передачи информации является, например, обычное радиовещание. Лектор излагает свои идеи перед микрофоном звукозаписывающего устройства. Заключающаяся в лекции информация кодируется в определенных звукосочетаниях слов и предложений. Колебания воздуха, несущие закодированную информацию, попадая в микрофон, технически перекодируются в электрические колебания, которые после соответствующих и преобразований оказываются зафиксированы на магнитофонной ленте. В таком закодированном виде информация может храниться неопределенно долго. Наконец, наступает момент, и магнитная запись передается и эфир. Информация снова перекодируется, теперь уже в радиоволны, принимаемые приемниками и вновь преобразуемые в звуковые колебания, которые, достигая ушей слушателей, складываются в те или иные слова и фразы, обозначающие понятия, суждения и умозаключения.
На основе полученной информации в сознании слушателей рождаются мысли, образы. Идеи лектора становятся достоянием общественного сознания.
Здесь, как и в первом примере, отчетливо видны те же закономерности. Во-первых, идеальное остается идеальным, а материальное — материальным. Во-вторых, код, который достигает сознания слушателей, им понятен. Лектор должен говорить на языке тех, кто его слушает, и говорить в достаточно доступных выражениях. И, в-третьих, воспринимающий информацию должен интересоваться ее содержанием. Он должен найти в лекции ответы на волнующие его проблемы (так же, как тот, кто шел под окном, нашел в открытой или закрытой раме ответ на интересующий его вопрос). Если информация, переданная в лекции, будет абсолютно чужда, неинтересна слушателю, последний остается к ней столь же равнодушен, как и люди, видевшие закрытое окно, но не заметившие этого, потому что оно им ничего «не сказало». Информационный сигнал не будет принят.
Если мы обратимся к повседневной жизни, то убедимся, что не только при чтении книг или при слушании радио, но и вообще люди могут общаться между собой лишь посредством обмена информацией, передаваемой либо хранящейся в материально закодированной форме. Только через материальные коды и осуществляется факт общественного сознания.
Мысль, как и образ, — не вещи, и передать их в чистом идеальном виде из головы в голову невозможно. Они всегда — достояние индивидуального сознания. Даже тогда, когда мы шепчем что-то кому-то на ухо, мы прибегаем к словесно-звуковому коду, создающему физические колебания воздуха.
При этом любой код, несущий информацию, не содержит ни капли идеального, являясь материальным знаком, в сущности, подобным кивку головы, означающему положительное решение, подобным бою тамтама, означающему желание начать войну, тому бою, который, не учитывая его кодового значения, при желании можно считать объективно воинственным, то есть обладающим некоторыми свойствами идеальности. Однако «объективность» таких качеств ничуть не больше (в гносеологическом смысле), нежели объективность злобности грома. Если в первом случае люди договорились, что данный звук обозначает начало войны, на которой, как известно, убивают, то во втором случае они на опыте поколений убедились, что гром означает грозу, во время которой тоже возможна смерть от удара молнии.
Известная «таинственность» материальных кодов, хранящих и передающих информацию, будь то книги и папирусы или всевозможные другие предметы, более или менее отчетливо доносящие до нас сообщения и свидетельства о жизни, обычаях, знаниях, настроениях и чувствах людей прошлого и настоящего и словно бы одухотворенные, наполненные неким объективным идеальным смыслом, — эта таинственность проистекает из того факта, что мы не замечаем или уже забыли, как теперь или в допотопные времена эти предметы и явления обрели для нас то или иное кодовое значение. Причем следует заметить, что кодовым значением способны обладать отнюдь не только произведения рук человеческих, но и самые различные природные образования, как и все вообще непосредственно воспринимаемое содержание действительности. Например, морщины на лице говорят о старости, дым, идущий из трубы, свидетельствует о присутствии в доме хозяев, желтые листья напоминают об осени и т. д., и т. п. Восприятию всех этих «естественных» кодов мы учимся с самого раннего детства, когда мать говорит нам; «Видишь рога? — Это корова. Видишь рельсы? — Здесь ходит трамвай. Видишь, дядя в фуражке? — Он милиционер».
