Мы очень мало знаем о том, что происходит в Генуе. Явно одно, что большевики скандалят, а раз они скандалят, то им терять нечего, их карта бита. Вспомним, как мирно сидели они за одним столом с генералом Гофманом при заключении Брестского мира. А несомненно, что они приглашены в Геную, как в высший международный арбитраж, по вопросу о том, что же следует делать с этими беспокойными людьми. Мы понимаем далее, что по вынесении обвинительного приговора в Генуе логическим следствием явится протянутая рука помощи группам антибольшевистским — и вот почему существование Приморского образования в ряду групп, блокирующих Совдепию, приобретает особый смысл.
Равным образом и со стороны соседней дружественной державы Японии следует ожидать изменения политики этой. Не местные лишь экономические или иммиграционные её интересы должны выступить теперь на первый план. В мировом концерте у неё отдельное амплуа, и для проведения своей партии она, несомненно, должна согласоваться с русскими национальными группами. Не в завоеваниях и захватах должна она полагать свои задачи, а в той возможности будущего сотрудничества с национальной Россией, которое разграничит интересы держав на холмистых берегах Тихого океана.
Поэтому для Приамурской государственности все симптомы предрекают выход в глубокие воды политики, и внешнее благоприятное положение должно быть использовано для объединения всех политических наших групп. Стеснение свобод маневрирования правительства было бы теперь таким преступлением, для прекращения какового не страшны никакие меры.
Вечерняя газета. 1922. 25 апреля.
О царе-брюнете
(Ответ «Новостям Жизни»)
В большевистском официозе «Новости Жизни», густо процветающем на харбинской пристани, читаем мы в номере 89 любопытную статью «Кто сменит советскую власть». Статья сия принадлежит перу известного пристани некоего «некоммуниста». Однако отрицание нисколько не гарантирует от того, что взгляды-то — чистокровные большевистские.
«Власть — сила», — проповедует «некоммунист». Нечего сетовать Временному правительству, что под ним встряхнули дерево власти, пишет он дальше. «Было бы правительство крепко — не слетело бы». Не слетят, следовательно, и большевики, потому что они «крепки».
Итак, вот только что ставится во главу оценки власти? — Крепость её. В оценку советской власти некоммунист входить и не желает, потому что «в России ни одного восстания не было против советской власти, по политическим мотивам: все восстания — местные, во имя местных экономических причин».
Таким образом, у пристанского Меншикова как-то выходит, что народ-то русский признаёт политически советскую власть.
Пять лет кошмарной нашей революции приучили нас ничему не удивляться, но тут всё-таки от удивления берёт оторопь. Как жрущие трупы друг друга люди — если восстают против горсточки людей, сделавших это, — то восстают только «экономически». Да разве при таком экономическом бедламе, который творится теперь в Совдепии, можно говорить о какой-то политике?
Нам ясно одно. За такую «экономическую политику» её руководители, несомненно, должны быть повешены на первой осине.
И это сделал бы с ними Запад, сделала бы Америка, не можем сделать только мы, русские люди, потому что у нас нет гражданского понимания своих прав, нет сознания необходимости протестовать против сумасшедших экспериментов, которыми морят разные социалисты со взломом наших братьев, отцов, матерей, потому что у нас нет иного понятия о власти кроме как о какой-то внешней гнетущей силе.
Собственно, при таком понимании ничего не изменилось с властью как таковой. По-прежнему на Руси самодержавие — и большевики тысячу раз правы, понимая, что иначе-то и управлять русским народом нельзя. Смотрите, что пишет он, пристанской Макиавелли, дальше.
Он нападает на «демократию». Тогда, когда она становится к власти, — получается «хаос и анархия». Два раза испытала на себе это Россия. 1905 и 1917 гг. показали её бессилие в этом смысле. Сначала обманула народ Дума, а потом — Временное правительство, и вновь доверил народ плоды своей революции той же «демократии», той же власти, что и в 1905 г. Даже люди были из тех же партий. И вновь оказалось, что не было в истории более трусливой, более жалкой, вызвавшей общее презрение власти, чем Временное правительство.
