Таким путём пошёл Ленин. На насилие капитализма — он ответил насилием коммунизма, не меняя, в сущности, механического принципа. Для того чтобы ответить на притеснение западной буржуазной индустриализации — страна должна быть коммунистически индустриализована ещё в большей степени. Если фабрики Западной Европы выделывают оружие — должно выделываться оружие и в России.
Но при схватке насилия с насилием в отвечающем насилии должен быть непременно подчёркнут моральный элемент, иначе оба насилия останутся равновеликими и никакого блага оттуда не произойдёт. Гражданская война даст пролитую кровь, а пролитая кровь не способствует народному счастью. Индустриализация остаётся таковой же, откуда бы она ни исходила; имея хозяев или не имея оных, а будучи обобществлена, — она всё равно несёт на себе элементы разложения, поскольку она не освещена моральным сознанием, свойственным данной стране, не принимается им, а сплошь материалистична.
Чем больше мы наблюдаем развивающуюся сейчас в России борьбу против Запада — тем больше мы замечаем, что в этой толчее и суматохе, поднятой коммунистами, идёт могучее возрождение истинно народных, истинно национальных элементов. Народ понимает, что его повели не туда, куда он хотел.
Не является простой фразой, что каждое действие для народа должно быть освящено сознанием народа, должно быть доступным его моральному пониманию как прямое и непосредственное благо. Мы не можем говорить о том, что понятие этого блага — относительно, что оно определяется той или иной исторической обстановкой. Нет, этому понятию народного чувствования блага надо приписать некоторое метафизическое значение, поскольку оно есть известное утверждение, освящение, санкционирование действительности в той или иной её форме.
Чем больше в России развивается шумиха коммунистической индустриализации, призванной дать народу счастье (ибо дело-то в счастье народном!), тем неукротимее развиваются противоречия этого насилия с народной русской душой. Идеалы православия выступают на первый план, потому что они являются подлинным народным религиозным мироощущением, и решительно заявляю, что и для того, чтобы идти путём народным, нужно идти не путём диктатуры, которая имеет в себе нечто временное, а путём согласия с извечным народным религиозным и моральным идеалом.
Ленин пошёл в России первым путём; Ганди пошёл в Индии путём вторым, ставя себе задачу немедленного удовлетворения нужд народных на основе вековой моральной народной традиции. Коммунизм старается решить проблему путём всеобщего механизирования, Ганди подымает решительное восстание против механической западной цивилизации, в которой он видит дело Сатаны. Коммунизм борется с капитализмом Запада, если, конечно, брать его заявления с чисто формальной стороны. Ганди борется против могущественнейшей державы Запада — Англии, набросившей на Индию сети государственного и экономического рабства.
В лице Ганди Азия получила представителя тех тысячелетних идеалов, которые развились в различных её странах и достигли такой степени совершенства. Моральная философия, религиозные системы Индии, Китая, Персии, Аравии, оправданные своим бесконечно длинным существованием, выступают в философии, в моральном и практическом учении Ганди на первый план, находя в его лице себе достойного представителя. Впервые в лице Ганди Азия нашла язык, чтобы достойно отвечать на те речи, которые с таким самодовольством раздаются из уст торгующих солдат и воинствующих коммерсантов.
Получивший юридическое образование в Лондоне, Ганди действительно является первым адвокатом Азии, который являет миру величие её духа и неумирающую силу её религиозных традиций. Ганди является, кроме того, создателем нового национализма, который вовсе не обладает теми чертами, над которыми так смеялся Анатоль Франс:
— Прошёл пастух, играя на свирели марш, — пишет он.
— Какие задорные звуки! — сказал Грациан. — Что это такое?
— Это марш войны против Дельфинов!
— Вы не любите Дельфинов?
— Мы их ненавидим.
— За что?
— Странный вопрос! Ведь они же — наши соседи. Всякий сосед — мой враг. Вон видите поле — рядом с моим. Это поле самого ненавистного для меня человека — моего соседа!
