– Кажется, вы перехватываете инициативу у секретарши Тетерина...
Лицо Долгушиной на миг просветлело – и вновь омрачилось.
– Донна Луна сразу вызвала у меня недоверие. Откажись я от ее участия в представлении... ничего бы не случилось. Мими только предложила задействовать ее, а я...
Она горестно покачала головой. Астра готова была поклясться, что бухгалтерша безуспешно пытается выдавить на глаза слезы.
– Почему вы не поговорили с секретаршей, не расспросили ее об этой приятельнице?
– Кто вам сказал, что не расспросила? – вскинулась Алевтина. – Еще как расспрашивала! Только Мими сама ничего толком не знает. Оказывается, они с Донной Луной познакомились случайно...
– Каким образом? Где?
– В сквере. У Мими есть собака – такса по кличке Руди. Она дважды в день ее выгуливает, утром и вечером. На одной из таких прогулок ей встретилась чудаковатая дамочка с собачкой. Знаете, собачники обожают болтать про своих питомцев! Вот на этой почве Мими и сошлась с Донной Луной... они стали встречаться в сквере, вместе прогуливаться, обсуждать собак.
– У Донны Луны есть собака?
– Конечно, раз она с ней гуляет! Пудель, светло-коричневый, подстриженный, ухоженный, все чин-чином...
– Выходит, эта женщина живет где-то поблизости от вашей Мими?
– Логично, – согласилась Долгушина. – Никто не станет таскаться с собакой за тридевять земель. Только вот незадача! С тех пор, как Донна Луна сыграла у нас на вечеринке роль Бабы Яги, Мими ее больше не видела. Дамочка как в воду канула!
– А пудель?
– Пудель тоже исчез.
– Его перестали выгуливать?
– Скорее всего, собаку теперь водят в какое-то другое место. От греха подальше. Донна Луна знала, что делала, когда произносила те жуткие слова! У нее явно рыльце в пушку! Иначе с чего бы ей прятаться?
– По-вашему, она прячется?
Бухгалтерша нервно поправила шарф и оглянулась.
– А куда она могла деться? Переехала, что ли? То дефилировала с собачкой по скверу, а то днем с огнем ее не сыщешь! Мими тоже удивлена. Она уже успела привязаться к этой Донне Луне... Говорю вам, ведьма она! Даже Мими она сумела приворожить, привлечь к себе.
Астра поежилась. Здесь, среди елей, было тенисто, сумрачно... от земли тянуло сыростью. Или это ее пробирает холод из-за Донны Луны? Довольно-таки зловещий образ нарисовала госпожа Долгушина...
– Тогда, после выступления, артисты переоделись и продолжали веселиться?
– Ну да, – подтвердила бухгалтерша. – Все, кроме Донны Луны! Она ушла со сцены – и поминай, как звали. Прошмыгнула через толпу сотрудников фирмы к выходу, и с концами... Никто не заметил, как она уходила. Я потом приставала чуть ли не к каждому... но все без толку. Многие уже были под градусом, да и вообще, особо не следили, кто, где и чем занимается...
Женщина резко повернулась, и Матвей понял, что не обознался. Это Лариса... по-прежнему привлекательная, стильная, благоухающая китайской магнолией и марокканской розой. Те же тщательно уложенные волосы, те же немыслимые каблуки, тот же перебор с духами...
– Лара? Что ты здесь делаешь?
– Тебя поджидаю, – не растерялась она. – Неужели так трудно догадаться?
– Я догадался...
– Тогда не задавай глупых вопросов!
Ее манеры не изменились, как, вероятно, и характер. Она уже не могла обмануть Карелина своей напускной светскостью. Когда отпадала необходимость в заученном этикете, Лариса становилась особой весьма бесцеремонной, напористой и давала волю своему необузданному темпераменту. Эгоизм – вот, что руководило ею. Эгоизм во всем – начиная с денег и заканчивая сексом. В любых обстоятельствах госпожа Калмыкова в первую очередь заботилась о себе, и делала она это с таким искренним удовольствием, что становилось как-то неловко упрекать ее...
Она откровенно любовалась Матвеем, скользя плотоядным взглядом по его поджарой тренированной фигуре.
– Обожаю мужчин, при общении с которыми можно смело надевать высокие каблуки, – произнесла она, делая шаг навстречу ему. – Рядом с тобой, милый, я не выгляжу каланчой. Это счастье! Какие у тебя мышцы... м-ммм! Угадываются даже под курткой. И на животе ни грамма жира! Не то, что у Калмыкова... Ты не представляешь, каким он стал рыхлым, какой курдюк отрастил... – Брезгливая гримаса пробежала по ее безукоризненно накрашенному лицу; губы, накрашенные помадой в тон свитеру, скривились. – Скажи, неужели все мужчины к пятидесяти годам становятся импотентами, желчными ворчунами и скрягами?
