Красный флаг: история коммунизма - страница 133

. Однако Джилас был готов признать, что единственный талант Тито оказался очень ярким. Тито не был мыслителем. Несмотря на то что в тюрьме и в московской школе Коминтерна он познакомился с основными трудами Маркса, он слабо разбирался в идеологии и стеснялся низкого уровня образования. Он также не был хорошим оратором. Его сила заключалась в твердой вере в себя, энергии и харизме. Он был всецело предан делу коммунизма, отчасти по тому, что стоял у истоков культуры Коминтерна. По воспоминаниям Джиласа, не лишенным снисходительного тона, его «речь изобиловала клише, а также идеями, заимствованными из марксизма и народной мудрости»^>{534}. Тито видел в коммунизм идеальную систему для целеустремленных людей: он помогал совершенствоваться людям невысокого социального статуса, каким был он сам. «В той роли, которую сыграл рабочий класс в истории коммунизма и всего мира, Тито видел свою личную самоотверженную роль… Когда бы он ни произносил слова “рабочий класс”, “рабочие”, “рабочий народ”, казалось, что он говорит о себе самом — о целеустремленности низших слоев общества, об их стремлении к управлению и власти, вызывающих неописуемый восторг»^>{535}.

Самоуверенность и политический талант Тито помогли ему создать независимый от СССР коммунистический режим. В отличие от других сил сопротивления, коммунисты делали акцент на идее многонационального мирного государства — идее, которая оказалась очень влиятельной, особенно после жестоких конфликтов между сербами и хорватами во время войны. В 1945 году Тито поддержали Черчилль и Сталин, что говорило о признании на мировом уровне. Тот факт, что он пришел к власти с помощью югославских, а не советских коммунистов, позволил ему взять курс на независимую, более радикальную политическую линию в отличие от других восточноевропейских режимов. Народные фронты Югославии и соседней Албании с самого начала были марионетками. Они были обречены на провал, несмотря на усилия Сталина расширить их. Тито развернул широкую кампанию преследования оппозиционных сил, взял курс на амбициозное сталинское планирование и радикальные реформы села. Он также поддержал коммунистов Греции.

Напряженные отношения между СССР и Югославией были Частично обусловлены столкновением политических культур — культуры молодого коммунизма на радикальной пуританской стадии и культуры зрелого, более толерантного коммунизма, готового к компромиссам с широкими массами населения, различия между двумя культурами ярко проявились во время года, устроенного маршалом Коневым для югославских коммунистов, прибывших на Украинский фронт. Джилас рассказывает, советские офицеры на встрече объедались икрой, жареной свиной и «пышными» пирогами и запивали все это большим количеством водки. Югославы «казалось, подвергались тяжелому испытанию: они были вынуждены пить наравне с советскими офицерами, несмотря на то что это шло вразрез с коммунистической моралью»^>{536}. Сталин все же надеялся, что идея славянского единства привлечет югославов в советский лагерь. Он однажды сказал Джиласу: «Ей-богу, в этом нет сомнения, ведь мы такие же люди»^>{537}.

Сталин был озабочен не столько радикальной политикой Тито в Югославии, сколько угрозой мировому господству СССР. Поддержка югославами греков ставила под вопрос соглашения с Черчиллем и могла стать поводом для вторжения союзников в Болгарию и Румынию. Сталина также раздражали расширявшиеся интересы югославов на Балканах: вмешательство Тито в политику Албании, подписание договора с Болгарией в 1947 году без согласия Москвы, предъявление претензий на некоторые земли Италии и Австрии. В начале 1948 года Сталин провел несколько встреч с югославами, не предвещавших для тех ничего хорошего. В одном из писем, переданных советским послом, югославов открыто предупреждали: «Мы полагаем, пример политической карьеры Троцкого весьма поучителен».^>{538} Тито не поддался запугиваниям Советов, и в результате югославы были исключены из Коминформа (организации, сменившей Коминтерн)[469] 28 июня, в годовщину убийства в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда. Ни одной стороне не нужен был разрыв отношений. Для Тито это был «тяжелый психологический удар», который, как он считал, стал причиной обострения болезни желчного пузыря, мучившей его до конца жизни