— Многое изменилось после смерти отца. Но я не знаю. Я не знаю, что я.
— А знает ли хоть кто-нибудь? — ответил он. — Ты сама бы поняла это с возрастом. Никто из нас не знает, что делает. Мы лишь выбираем из того, что умеем. Человек, что говорит тебе, что знает все, просто лжет.
Я вздохнула. Неприятно, но я должна была сказать.
— Может, причина того, что я не могу создать пламя, в том, что мне помогает человек, убивший моего отца.
Аллертон отвел взгляд, его челюсть сжалась. Таким безропотным я его еще не видела.
— Я не могу изменить прошлого, Мей. Надеюсь, однажды ты поверишь, что я сожалею об этом.
Я покачала головой, вспоминая, как вел себя Аллертон тогда в палатке. Даже если сейчас он был моим защитником, я не могла отменить своей реакции на него. А если я не могла отвлечься от этого, как я вообще смогу с ним работать? А ведь я должна была помнить и о Казе, и об остальных придворных.
— Почему ты мой защитник? Почему не кто-нибудь другой?
Он замолчал и окинул меня взглядом.
— Из всего лагеря я подхожу больше всех. У меня больше всех знаний. Я изучил больше книг, чем остальные. Но я понимаю, что, несмотря на мои старания, на то, что я — глава Борганов, я не могу не упомянуть это, нашу первую встречу уже не изменить. Ты сможешь увидеть меня не монстром, виновным в смерти твоего отца?
Я думала над этим какое-то время.
— Я пытаюсь, но не думаю, что готова.
Слова повисли в воздухе. И они увеличили дистанцию между нами.
— Почему ты не используешь его? — сказал он сквозь сжатые зубы.
— Что?
— Используй свой гнев ко мне. Ты не сможешь ранить мою душу. Используй его на мне. Сожги меня, — его янтарные глаза сверкали.
Я глубоко вдохнула и уставилась на Аллертона, вспоминая первую встречу. Это было так ярко, словно случилось лишь мгновение назад. Он шел по лагерю Борганов со стражей. Я смотрела, а внутри клокотала ненависть, я знала, что его окружают те же люди, что напали на деревню. Они убили моего отца и похитили рожденную с мастерством. По его приказу. Из-за Аллертона. Забрали бы меня, но жертвой стала Эллен. И они, сражаясь, убили единственного человека, которого я любила. Они убили того, кто растил меня, приглядывал за мной, учил меня жизни.
Я вспомнила, как пламя лизало небо на похоронах отца, и я почувствовала, как в животе разжигается пламя. Я сосредоточилась на этом жаре, проводя его к груди, но стоило позволить ему захватить меня, как в памяти всплыло лицо Каза. Мы сидели у костра и говорили, смеялись. Я видела, как он вел себя, и хотела стать лучше. Я не хотела быть только мстительной. Жар угас, и я опустила голову.
— Я не могу.
Аллертон нахмурился.
— Дурочка! Разве ты не видишь, сколько жизней в опасности из-за того, что ты не можешь разозлиться и использовать огонь?
— А нельзя уничтожить Водяного другим путем? Почему я не могу сделать этого ветром? — я хрипло дышала. На лбу выступил пот. Я должна была использовать больше сил, чем представляла. Но я чувствовала, что руки и ноги слабеют, мне хотелось опуститься на холодный каменный пол комнаты. Все расплывалось, комната темнела…
…и послышался голос.
Что длится мгновение, но помнится всю жизнь?
Что воскрешает тех, кто ушел?
Что остается отражением в голове?
Что различно у других, но одинаково для тебя?
Меня затягивало в видение.
* * *
Сосны и березы. Я узнала эти деревья по пряному запаху. Воздух был знакомым. Дом. Я открыла глаза и увидела сплетенные ветви, тропинку, услышала топот копыт.
Я ушла с тропы, едва успев скрыться. Я выдохнула, сжимаясь в комок за кустами. Копыта удалялись, и я привстала. Вдали виднелась кобылица с каштановой шерсткой, она остановилась. И еще две лошади замерли позади нее. У первого наездника была накидка. И песочного цвета волосы.
Не совладав с любопытством, я пошла вперед. Что-то знакомое было в этих лошадях и их наездниках. И тут я в шоке зажала рот ладонями. Невысокая девушка с темной кожей стояла рядом с каштановой кобылицей. От этого вида я застыла. Я видела себя. Да и юноша… был Казом. Это была наша первая встреча.
— А на что это похоже? Я упала, — послышался раздраженный голос. Сердце ёкнуло. Это
