А на пятнадцатый день посланец не явился, но нам и без того стало известно, что Старый Колдун обложил Наиполь со всех сторон и приступил к правильной (по варварским понятиям) осаде. И Лев сказал:
- Любезный друг! Если ты еще немного повременишь, то, боюсь, позже тебе уже не от кого будет получать благодарность.
- Да, - сказал я. - Похоже, он уже достаточно напуган.
И, облачившись в приличествующие такому случаю одежды, я прибыл к легионам. Хотя это слишком громко сказано! Ко дню моего приезда в Миссаполь в окрестностях города было собрано всего несколько разрозненных когорт, и то не боевых, а предназначенных для внутренней караульной службы. Я же настоятельно требовал, чтоб мне были немедленно приданы Девятый и Шестой, расквартированные вдоль Восточной Границы. Но Тонкорукий упорствовал, боясь моего чрезмерного, как ему казалось усиления - и вот результат! Когда я во второй раз прибыл в лагерь, то там меня, кроме территориальных когорт, теперь еще приветствовал всего только один Девятый легион, и то лишенный кавалерии и лучников дальнего боя. Невероятным усилием воли я сдержал переполнявший меня гнев, благосклонно принял обращенные ко мне жаркие приветствия, облобызал поднесенные мне боевые знамена - и приказал немедленно выступать в поход.
Сказать по совести, Старый Колдун не представлялся мне серьезным оппонентом, и потому в своем близком успехе я не сомневался. Мало того: мне думалось, что самое большее, на что наши враги могут рассчитывать, так это на сожжение предместий столицы (что они уже и сделали) да и на некоторое ублажение своих варварских амбиций в виде шумного, но абсолютно безрезультатного штурма. И потому я не спешил, наши дневные переходы по своей длительности не превышали обычных, регламентированных походным уставом. А принимая гонцов, прибывавших из окрестностей осажденного Наиполя, я даже позволял себе шутить...
Но когда через несколько дней мне стало известно, чего сумел-таки достичь Старый Колдун в результате своего первого штурма, я уже кое о чем пожалел, но все же сохранил спокойствие и не стал удлинять переходы, ибо, как сказал я тогда на совете, воин хорош, пока он свеж, сыт и весел, а когда же он изможден и загнан, как ломовая лошадь, то уже никуда не годится и дрогнет перед первым встречным варваром.
Однако скорое известие о втором варварском штурме заставило меня окончательно изменить свое мнение о Старом Колдуне. Да он, тогда подумал я, весьма сметлив в ратном искусстве! И, кроме того, в моей голове роилось еще множество прочих, весьма противоречивых мыслей. А посему, дабы дать этим мыслям улечься, я приказал войску остановиться. Стояли мы три дня. За это время в моей палатке - кроме, конечно, тех, о ком даже сейчас не стоит упоминать - перебывало немало лазутчиков, каждый из которых приносил все более и более страшные (как им казалось) вести о том, что творилось вокруг столицы, а также и в ней самой. Да-да, и в ней самой, ибо за эти дни я дважды принимал посланцев и от самого Тонкорукого. Этим счастливцам удалось пробраться незамеченными через вражеский лагерь. В своих слезных посланиях Цемиссий заклинал меня Всевышним немедленно ударить по врагу, ну а он, в свою очередь, тоже... Глупец! Время упущено! Ведь если раньше мы действительно могли совместными усилиями разбить варваров в поле, то теперь, когда Старый Колдун отравил все колодцы и наипольский гарнизон лишился кавалерии, в открытом поле нам успеха не видать! А посему...
Я долго думал, я никак не мог решиться. И, наконец, послал ему депешу. В ней было сказано: "Открой ворота, я закрою". Вы, кажется, не поняли? Так объясню. План был таков: пусть варвары потешатся, поверят в то, что третий штурм приносит им успех - и входят в Наиполь, и начинают грабить, пьянствовать и прочее, то есть стремительно терять свою боеспособность... и тут-то явлюсь я и заблокирую их в городе, и начну отсекать, разрезать по кварталам, и выжигать, загонять в катакомбы, топить - и ни один из них не скроется, все лягут, до единого! Вы скажете: "Но город! Но..." А мне смешно! Да, Наиполь, конечно, сильно пострадает, а то и вовсе будет полностью уничтожен. Однако в этом нет ничего ужасного, ибо Держава от этого не рухнет - Держава держится не на столице, а на мечах. А посему доколе у Державы есть мечи, дотоле всегда можно будет набрать нужное число добросовестных и умелых строителей и с их помощью, на то же самом месте, возвести еще более прекрасный и величественный город, чем прежде. И этот новый город, как это ни удивительно, тут же наполнится новыми, невесть откуда взявшимися государственными мужами, которые будут ничуть не менее чванливы и лживы, чем прежние. А что касается судьбы самого Тонкорукого, то, думаю, и тут найдется немало желающих примерить оставшиеся без хозяина красные сапоги. А так как сапоги, в отличие от сандалий, обувь, более приличествующая человеку военному, нежели гражданскому, то надо думать, что...
