- Цемиссий! - крикнул я.
- Нет, погоди, - тихо сказал Цемиссий. - Мало того, что я автократор, но я еще и хозяин в этом доме, а посему наберись-ка терпения и выслушай меня до конца. Итак, в казармах говорят: "Но и корова - это еще ладно. А дальше что? Он снюхался с Синклитом, с этой вонючей шайкой живодеров, которые нас грабили, грабят и будут грабить до скончания света. Они ограбят и его. И предадут - а почему бы не предать?! Бедный, глупый, наивный Нечиппа! Неужели ему неясно, что для того, чтобы надеть заветные красные сапоги, ему нужно сперва вернуть свое доброе имя, а уже только после этого, возвращаясь из победоносного похода..."
Но тут Цемиссий замолчал. И я молчал. Потом спросил:
- Ты все сказал?
- Да, все. Может, вина?
- Нет, - сказал я. - Благодарю.
- И правильно! - насмешливо сказал Цемиссий. - Важные решения лучше всего принимать на трезвую голову. Ступай, брат мой, хорошенько подумай. А завтра я жду тебя с ответом.
Я ушел. Когда же я прибыл к себе на Санти, добрейший Иокан уже дожидался меня у подъезда и всем своим видом показывал, что хочет сообщить мне нечто очень важное. Однако говорить ему я позволил лишь после того, как мы вошли в кабинет и убедились, что там никого постороннего нет. Хотя зачем теперь такая скрытность? Ведь Тонкорукий все равно все узнает!
Однако же привычка есть привычка, а посему только после того, как мы уединились в моем кабинете, я позволил секретарю говорить. И он сказал:
- Полиевкта убили в Ерлполе!
Я засмеялся и спросил:
- Когда?
- Н-не знаю, - засмущался Иокан. - Мне только было сказано...
Я перебил его:
- А я скажу! Его убили этой ночью. Можешь себе представить, Иокан: его вот только что убили там, где-то на севере, а нам это уже точно известно. По крайней мере, говорят: да, знаем, да, уверены! Ну, я тебе скажу, это уже слишком! Ведь если даже по всему пути следования от Ерлполя до Наиполя через каждые сорок стадий, а реже нельзя, выставить отменно обученных сигнальщиков с двойными зеркалами и при этом еще упросить Всевышнего, чтоб день был солнечный, и то, по самым скромным расчетам...
И я задумался. Но цифры не держались в голове. А Иокан сказал:
- Но ведь не обязательно сигнальщики. Бывает и совсем иначе.
- Как?!
- Н-ну, например... Когда человек умирает, то очень часто случается такое, что его близкие, находящиеся от него на весьма и весьма значительном расстоянии, именно в этот самый день и даже час вдруг чувствуют: случилось нечто страшное. А потом, по прошествии должного времени, они с прискорбием убеждаются, что это предчувствие их не обмануло, что...
- Предчувствие! - гневно перебил его я. - Вот именно: предчувствие, но никак не уверенность. Но когда мне начинают говорить, что некто "предчувствует", будто такой-то и такой-то человек, находящийся невероятно далеко от нас, час назад был убит таким-то и таким-то образом, да еще при этом сказал то-то и то-то, то подобные россказни ничем, кроме как грубейшим обманом назвать невозможно!
- Да, - согласился Иокан. - Подобное ясновидение - явление крайне редкое...
И вдруг он замолчал, задумался, потом спросил:
- Вам, насколько я понял, уже говорили о гибели посла?
- Да, - кивнул я.
- И это было сказано в Наидворце? И были перечислены подробности?
Я вновь кивнул. А Иокан сказал:
- Тогда это мог сделать только один человек - абва Гликериус.
Я онемел! Я долго не мог прийти в себя от изумления! Потом-таки сказал:
- Но откуда такая уверенность?
- Потому что только ему и доступна возможность беседовать с душами умерших, - едва слышно, с великой опаской ответил мой секретарь. - Но как он это делает, нам лучше не знать. Абва - опасный человек, куда опасней Тонкорукого. Прошу вас, господин, сторонитесь его, избегайте, прекра...
- Ты свободен, друг мой! - сказал я.
И Иокан, тяжко вздохнув, ушел. А я сидел, смотрел в окно и размышлял. А мысли были мрачные! Такие, что и пересказывать не хочется. Потом, когда стало совсем невмоготу, я вызвал Кракса, мы спустились в оружейную и там сражались до изнеможения. Настал обед. Но только я возлег возле стола, как прибыл человек от Тонкорукого. Мне было сказано: "Владыка ждет тебя!" Но я с улыбкой объяснил, что даже на войне я сперва обедаю, а уже только после этого выхожу к фаланге, и человек покорно ждал меня. Я ел и пил, я не спешил. Только потом, как следует насытившись, я спустился к кораблю.
