Краснов отдал сухарь полковнику, сказал резко:
— Найти виновных интендантов и наказать достойно. Немедленно привезите новую качественную партию сухарей. И следите лично, чтобы в котлы закладывалась здоровая пища. — Он повернулся к толпе: — Казаки, давайте расходитесь. Ваше питание я сам буду контролировать, а виновных мы найдём. Я верю, кубанцы, что вы честно исполните свой долг, этого требуют Государь и Отечество!
Отъехав в сторону, Краснов повернулся к полковнику:
— Установите подстрекателей. Не доведи Бог до бунта в полку. Если что, вас и интендантов отдам под суд трибунала!
— Ваше превосходительство, — возмутился полковник, — но где я возьму качественную провизию? Что привозят...
— Полковник, это ваша забота. Вы в ответе за дисциплину и боеспособность полка. Наконец, у вас есть полковая касса и вам дано право закупок.
Круто повернув коня, Краснов не прощаясь погнал его обратной дорогой. Следом поскакал охранный полувзвод.
* * *
Привязав к развесистому дереву коня, Шандыба чистил его гребёнкой. Воронок перебирал копытами, на месте не стоял.
Неожиданно со стороны передовой раздался гул самолёта. Аэроплан летел низко, чуть выше деревьев.
Задирая головы, казаки следили за невиданной птицей. Кони испуганно ржали, рвались с недоуздков.
Аэроплан, сделав круг, улетел. Казаки загомонили:
— Разведчик.
— Во германец, какую штуку придумал!
— А летун-то в шапке кожаной и в очках. На меня доглядел.
— Так-то уж на тебя!
— Ты чё, баба?
— Вот дурень!
— Братцы, в Святом Писании сказано: будут летать но небу железные птицы и люд клевать. И опутают землю и грады проволокой колючей...
Усмиряя Воронка, Шандыба думал: отчего неймётся германцу, всё бы ему воевать русскую землю. Пулемёт выдумал, именем российским назвал — «максим». И ероплан от него летает, бомбы в нашего брата кидает...
Рокот самолёта застал генерала Краснова во флигеле, где размещался штаб дивизии. Он выскочил во двор. Следом выбежали несколько офицеров.
Сделав круг, самолёт удалился. Краснов прошёл в штабную комнату, склонился над картой фронта, разложенной на столе, всмотрелся в линию расположения корпусов немецких и русских.
Генерал понимал, что этот самолёт — разведчик. Не иначе германцы готовят очередное наступление. Где оно начнётся — вот вопрос. Основательности германского штаба и его командования Краснов отдавал должное. И ещё ему как человеку военному импонировали дисциплина и порядок в немецкой армии. Там ^солдат не ропщет, не выступает против войны, и никому не дозволено выдвигать какие-то требования. Немец даже и не подумает выразить недовольство питанием. А казаки подняли бунт.
Краснов отмечал на карте места, где немцы могли бы начать наступательные операции. А самолёт противника в это время высматривал, где русское командование сосредотачивает резервы, пути переброски их к фронту.
Изучая линию обороны дивизии, Краснов выискивал места возможного прорыва немецких войск, учитывая их излюбленную тактику фланговых ударов. Однако явно угрожающих участков он не увидел.
Пришёл хорунжий Любимов. Генерал оторвался от карты:
— Ну-с, Алексей, принеси-ка мне ужин не из офицерского котла, а из казачьего. Хочу узнать, чем людей кормят.
* * *
Среди казаков дежурного взвода с утра пошли разговоры:
— Дезертира поймали.
— С фронта сбёг.
— Ничего, скоро все побежим...
Ус услышал, прикрикнул:
— Но-но, балаболки, присягу забыли?
Увидел Шандыба дезертира: маленький, щуплый, воротник на шее хомутом болтается. Озирается среди казаков затравленным зверьком.
— Куда же ты бег? — спрашивают казаки.
— Домой, на Рязанщину. Там, в селе, жена с детишками. Пухнут с голоду.
— Дак изловят же.
— Меня изловят — другие убегут. Ты вот в окопе посиди!
— Сидели.
— Гляди, братцы, он ишшо нас окопом стращает!
— А могет, он правду гутарит. У нас на Дону по базам ветры гуляют.
— Немец прёт.
— Да ты, я зрю, и трибунала не пужаешься?
— А чего его пужаться? И там смерть, и в окопах смерть. Кабы конец войны видеть, а то ведь нет...
Прибежал хорунжий Любимов:
— Ус, седлай коня, дезертира в штаб корпуса.
