Два солдата расчищали ячейку, устанавливали пулемёт. Присев на земле, другие солдаты покуривали в рукав, переговаривались:
— Держи оборону, а тех же винтовок не на всякого достаёт.
— Немцы прут. У них и винтовок, и пулемётов, и прочего добра вдосталь.
— Винтовок-то мы у австрияков либо у немчуры отнимем, а вот кормёжка у них прямо на зависть. Утречком принюхаешься — от их окопов хорошо пахнет.
— Ты, Ерёма, принюхайся: от германца ещё и сортиром воняет.
— А от тебя чем?
— Германец ещё по утрам кофей пьёт...
Краснов удалился и не слышал уже, о чём солдаты продолжали бубнить. Шедший за генералом хорунжий заметил:
— Соскучился мужик по дому.
Краснов промолчал. Слава богу, хоть казаки к службе привычные, ведут себя смирно.
— Тихого как, ваше превосходительство, — промолвил Любимов.
Тут из германских окопов выстрелили из ракетницы» к её белый шлейф потянулся к земле. В ответ застрочил с русской стороны «максим».
— Вот тебе и «тихо», — вздохнул Красно».
Солдат, сидевший на приступочке окопа, увидев генерала, вскочил:
— Здравь желаю, ваш благородь!
— Смотри, разбудишь всех.
Солдат, понизив голос, сказал:
— Ваш благородь, дозвольте спросить — когда войне конец? Кормильцев в хате моей не осталось, а у меня детишек четверо, мал-мала меньше.
— Как побьём германцев, солдат, так и закончим дойну, — ответил Краснов.
Другой солдат, стоявший рядом, произнёс:
— Мы, ваше благородие, австрияков бы давно побили, коли б не германец. Энтот воевать крепко умеет.
— Ваше превосходительство, — шепнул Любимов, — казаки снялись и дальше оборону не держат.
— Возвращаемся, хорунжий.
* * *
Алексей Любимов придержал стремя, и генерал, усевшись в седло, окинул взглядом темневшую колонну казачьих полков. Не раз доводилось Краснову водить казаков в бой, но ощущение не страха, нет, а какой-то напряжённости не покидало его. Вот и сейчас он почувствовал, будто озноб пробежал по телу.
Подъехали командиры кубанского и терского полков. Генерал дал последний наказ начальнику штаба дивизии полковнику Денисову:
— Святослав Варламович, на вас возлагается ответственность за пехотный полк, занявший оборону. Держитесь, голубчик, настаёт час проверки наших планов. Оправдается, и мы выполним задачу, поставленную перед нами командующим. — Краснов повернулся к офицерам: — Господа, сегодня начало наших новых действий. Мы проведём серию коротких рейдов по тылам противника, дабы задержать его наступательный порыв. Это, господа, наш долг. Противник должен чувствовать, что с тыла ему могут нанести удар в любой час. Прорываться будем на стыке австрийского корпуса с германскими частями. Здесь, по нашим сведениям, наиболее уязвимое место. После выхода во вражеский тыл разворачиваемся и начинаем атаку. Это будет днём, поэтому полки вступят в сражение под развёрнутыми знамёнами. Наша атака будет для противника Неожиданной. — Краснов снова обратился к начальнику штаба: — Святослав Варламович, говорят, человек предполагает, а Господь располагает. Если, паче чаяния, напор противника на наш передний край будет настолько сильным, что стрелки попятятся, удержите их от паники, отведите пехоту во вторую линию, а там и мы о себе заявим. Ну, господа, с Богом!
Командиры полков разъехались. Сотня за сотней пошли рысью...
* * *
День выдался тёплый и солнечный. Серебряная паутина висела в воздухе. Казаки весело переговаривались:
— Бабье лето, кажись!
— Оно самое. Сейчас бы, братцы, бабу...
— Голодной куме хлеб на уме.
— Эй, уманец, замолкни, и так не в седле сижу, а навроде на колу.
Казаки захохотали. Кто-то сказал озорно:
— Поломаешь — жёнка прогонит.
— Ничё, братцы, я и поломанным с ней справлюсь. Весело казакам. Въехали на большак. Из-за дальнего бугра показался всадник.
— Эвон как скачет, в намёт.
— Так и коня может загнать.
— Наш, из головного дозора. Не иначе с донесением. Казак уже докладывал генералу:
— От разведки я. Урядник Весёлко велел сообщить: там село и в нём германцев не менее бригады. Пехота. Нас не ждут, по селу разбрелись... Пулемётные расчёты не готовятся, на орудийных батареях кроме караульных никого нет. По всему, прислуга передыхает после марша...
