— Штурм этой крепости в лоб совершенно бесперспективен при любом числе атакующих. Единственная надежда — прорваться в нижние этажи, захватить северный или южный подземный ход. Проходы эти, — продолжал брат Бодо, — идут под стенами замка и позволяют достигнуть внутренних этажей, однако мы ничего не знаем о ловушках и засадах, наверняка устроенных на этих путях.
— Настало время объявить, на кого возложено верховодство нашим войском, — прервал Товбу Варлам Белоярский. Он поднялся со своего места и обвел взглядом всех присутствующих. — Много лет мы ждали, когда на Земле родится человек, способный противостоять Манфрейму. Обычной силы для этого недостаточно, нужна особая удача, нужно расположение древних богов и их желание помочь нашему избраннику.
Неожиданно повернувшись к Глебу, Варлам закончил:
— Ты будешь нашим воеводой!
Глеб, не ожидавший этого, начал протестовать.
— Я готов сразиться с Манфреймом, но руководить объединенной дружиной слишком большая ответственность, это должен делать человек с гораздо большим военным опытом, чем у меня, я недавно появился в вашей эпохе и многого не понимаю.
— Это так. Зато на твоей стороне силы, о которых даже мы знаем далеко не все. Хранитель священной книги — ты будешь руководить нашим войском в этой битве!
После этих слов возражения замерли на устах Глеба.
В ночь перед походом Варлам провел с Глебом последние несколько часов. Он ходил по своей небольшой келье, заваленной древними рукописями.
— Не принимай слишком всерьез красивые слова, сказанные на совете, — мы тоже люди, и нам не чуждо тщеславие. На самом деле все обстоит гораздо хуже, чем это представляется брату Товбе. Мы постепенно проигрываем черному ордену одну позицию за другой.
Все началось тогда, когда Владимир под влиянием черных эмиссаров решил навязать своему народу чужую религию. Именно с этого момента произошло первое отступление, и с каждым годом, с каждой новой схваткой мы отступаем все дальше…
Древние боги нашего народа умели управлять самим временем, и Черный замок Манфрейма много веков назад принадлежал им. Правда, тогда он не был черным… Но те времена канули в Лету. Мы отвернулись от своих богов, и теперь на их месте сидит Манфрейм.
Чтобы победить, нужно разрушить основу его могущества. Она заключена в мертвой воде, в эликсире бессмертия, который он из нее получает. Никто не знает, откуда берет Манфрейм мертвую воду. Он хорошо бережет свою тайну, а без знания ее ваша завтрашняя битва, как и все предыдущие, обречена на провал.
— Зачем же тогда мы ее начинаем?
— Потому что нужно пытаться изменить мир к лучшему даже тогда, когда все кажется безнадежным. Это единственный путь, который у нас остался.
Колонна выступила из Светлояра на рассвете следующего дня. Двести пятьдесят пехотинцев и столько же всадников — волхвы не поскупились… Глеб располагал огромной по тем временам дружиной, но чувствовал себя в неожиданной роли командира безмолвного войска неуютно.
Через полчаса, закончив объезд войск, его догнал Юрий Крушинский. С этим единственным в безликой толпе роботов человеком Глеб толком не успел познакомиться. Он присоединился к отряду перед самым выходом, специально прибыв для этого с базы, на которой, так же как и Глеб, служил наемником. Пару раз Глеб видел его во время занятий, но более близкого знакомства не получилось.
Теперь же Глеб не без оснований полагал, что Крушинского приставили к нему, скорее всего, для дополнительного контроля — слишком уж большое значение придавали волхвы предстоящей операции, чтобы доверить ее одному человеку.
Официально Крушинский числился в помощниках у Глеба и держался подчеркнуто дружелюбно, однако соблюдал дистанцию, и откровенного разговора с ним не получалось.
Возможно, у Крушинского были какие-то особые полномочия или специальное задание в замке Манфрейма, а может, он просто присматривался к своему командиру и, в свою очередь, не очень доверял ему.
Как бы там ни было, все это не особенно интересовало Глеба до тех пор, пока не мешало осуществлению его главной задачи — освободить Брониславу. Он не строил слишком далеких планов. Часто окружающее воспринималось им как затянувшийся сон — все в нем казалось зыбким и непрочным.
