Сейчас они шли по городу точно чужие, изредка обмениваясь короткими деловыми фразами, будто она была всего лишь одним из бойцов его отряда…
— Васлав может не успеть. Татар слишком много у стен города. Никогда не думала, что неприятельское войско бывает таким большим.
— Это только передовые отряды. Их основные силы застряли в болотах, но через пару недель они будут здесь.
— Откуда ты знаешь?
— Волхвы следят за всеми действиями татар, у нас есть полная информация об их передвижениях, но при такой разнице в силах Китеж все равно не продержится долго…
Город сильно изменился с тех пор, как он видел его в последний раз, улицы опустели, закрытые толстые ставни напоминали плотно сомкнутые веки угрюмого, приготовившегося к битве воина.
Лишь однажды им встретился дозор из десяти человек, и Бронислава отвела их взгляды, чтобы не вступать в ненужные переговоры. Воины выглядели измученными, их глаза покраснели, а лица осунулись от недоедания.
— Когда мы в первый раз виделись с твоим отцом, я не стал ему открывать тайну греческого огня, мне казалось несправедливым использовать современное оружие против ваших врагов, вооруженных луками и стрелами. Но сейчас я знаю, какая сила их направляет, — теперь все средства будут хороши. Если только еще не поздно…
Бронислава промолчала — она часто молчала, а иногда даже не обращала внимания на прямо обращенные к ней вопросы. Порой Глебу казалось, что волхвам не до конца удалось ее разбудить, и пробиться сквозь ледяную оболочку, сковавшую ее душу, ему не удавалось. Ни разу он не видел улыбки на ее лице с тех пор, как они покинули Белоярскую общину волхвов.
Глеб расстался со своими друзьями. Васлав отправился поднимать северные княжества на берегах Ледовитого моря. Он был уверен, что сумеет сплотить древние славянские племена против общего врага и приведет их на подмогу Китежу, вот только успеет ли?
Крушинский решил, что больше всего от него пользы будет на базе космодесантников, там его ждали друзья-единомышленники — он надеялся со временем расширить тайное сообщество тех, кто ненавидел Федерацию Ланов, и набрать достаточно сил, чтобы захватить для начала базу на Земле-2. Он мечтал направить огромную мощь Федерации на благо людям и не собирался бросать свою службу.
Шагара попросту куда-то исчез, как это делал довольно часто. Книга молчала. Она молчала с тех пор, как за ними закрылись двери хрустальной кабины. И даже волхвы не сумели объяснить ему, в чем здесь дело.
— Может, время еще не пришло, в нужный час ты узнаешь, что делать, а пока береги ее и живи, как все русичи…
Но его позвали из невероятного далека, из мира, который сейчас казался ему совершенно нереальным. Кем он стал, в конце концов, хранителем древней Книги, оруженосцем этой девчонки или обыкновенным наемником?
Впрочем, наемник из него не получился. На базе объявлен розыск, и за поимку дезертира Яровцева назначена солидная награда.
Глеб думал о том, что никто из его друзей сейчас не чувствует себя так одиноко, как он. Победного возвращения с освобожденной княжной, которое виделось ему иногда в прошлых мечтах, не получилось.
Ничего у него не получилось. И впервые он пожалел о таком простом, понятном и по-своему уютном мире инвалидной коляски.
Поздно вечером Глеб остался один в гостевых покоях княжеского терема. Круг завершился. Он снова оказался в той самой точке, с которой начался его путь в древнем Китеже, настало время подвести итоги и решить, что делать дальше
— оставаться воеводой у светлейшего Владислава или податься в какие-то иные края, постараться по-другому перекроить свою судьбу?
Согласившись участвовать в штурме манфреймовского замка, он надеялся если уж не на полную победу, то хотя бы на серьезное ослабление их грозного врага и на освобождение девушки, ради которой решился оставить свой родной мир…
«Не только ради нее, — тут же поправился он, еще раз вспомнив последние годы своего жалкого существования в инвалидной коляске, — не надо себя обманывать — предложенная награда показалась тогда несоизмеримо огромной…»
Ему вернули здоровье, он получил новый мир, полный опасностей и приключений, он даже освободил из подземелий Змиулана женщину, которую любил, да и сейчас еще любит по-прежнему, не в этом ли причина его горьких раздумий?
