На душе у Дика стало тоскливо, пусть Паоло трижды кэналлиец, но у него хватило пороха объявить войну мерзавцу. Они все раз за разом глотали Арамоновы оскорбления, а Паоло, как мог, воевал за себя и за других. И попался… Ричард поклялся проводить Паоло, и гори все закатным пламенем! На прощание он назовет кэналлийцу свое имя и титул и пригласит в Окделл, матушка и Эйвон поймут.
Ричарду мучительно захотелось оказаться в Надоре, подальше от Лаик и того, что сейчас произойдет. Вот бы вернуться в старый замок и забыть обо всех этих арамонах и германах. Неужели нашлись доказательства? Похоже на то, «мышь» не просто так прибегал, а Паоло всегда был разгильдяем. Теперь жди самого худшего.
Начальник, словно прочитав мысли Дика, кончил думать, медленно и с удовольствием подкрутил усы, упер руки в боки и, наслаждаясь своей властью, пошел вдоль строя воспитанников. Поравнявшись с Диком и Паоло, он остановился, многозначительно втягивая воздух.
— У меня есть основания полагать, — изрек Арамона, — что все преступления так называемого графа Медузы — дело рук унара Ричарда, и ему придется ответить как за свою дерзость, так и за свою ложь и попытку спрятаться за спины товарищей.
Дику показалось, что он ослышался. Он ненавидел Арамону, это так, но к Сузе-Музе не имел ни малейшего отношения. Да он и не смог бы все это натворить.
— Унар Ричард, — протрубил Арамона, — выйдите вперед и взгляните в лицо своим товарищам, которые из-за вас подвергались наказанию.
Ричард подчинился, вернее, подчинилось его тело, сделавшее положенные два шага и повернувшееся кругом. Оказывается, можно быть еще более одиноким, чем он был раньше. Двадцать человек стояли плечом к плечу, а он был отрезанным ломтем. По тому, как Жюльен и Анатоль опустили глаза, Дик понял — его и впрямь обвинили в чужих проделках. Толстый капитан нашел-таки способ угодить Дораку и избавиться от сына Эгмонта.
— Унар Ричард, признаете ли вы себя виновным?
— Нет.
— Тогда как вы объясните, что в вашей комнате найдена печать так называемого графа Медузы, уголь для рисования, рыбий клей и… — Арамона отчего-то раздумал перечислять улики и заключил, — прочие доказательства? Все свободны и могут идти. Унар Ричард остается.
Вот и все… Пожалел кэналлийца, а тот понял, что зарвался, и подвел под удар другого.
— Все свободны, — повторил Арамона.
— Это не есть правильно, — раскатившийся по трапезной рык Йоганна заставил Дика вздрогнуть, — хроссе потекс вешаль я.
— Мы, — поправил братца Норберт, сбиваясь на чудовищный акцент, — это есть наш глюпый шутка в традиция дикая Торка…
— В Торке так не шутят, — вышел вперед Альберто. — Это сделал я.
— Не ты, а я, — перебил Паоло. — А потом испугался и спрятал все в комнате Дика.
Сердце Дикона подскочило к горлу — трое из четверых заведомо лгали, спасая его. Трое, если не четверо! Дик повернулся к Арамоне.
— Господин капитан совершенно прав, это сделал я!
— Врешь, — перебил Паоло, — ты со своей дурацкой Честью и слова-то «штаны» не скажешь, не то что…
— Это сделал я, — выкрикнул Дик
— Не говорить глюпость — это сделаль мы.
— Нет, я…
— Я и никто другой!
— Прошу простить, — подал голос Арно, — но это сделал я.
— Хватит! — заорал Арамона. — Вы, шестеро! В Старую галерею! До утра! Остальные — спааааать!
