Он закрыл глаза, не в силах больше смотреть на портрет.
Правильно. Разве когда-нибудь он знал, что это такое?
— Гордилась? — повторил Калеб. — За то, что я сделал с ее компанией? За то, что я за один только год почти разрушил дело всей ее жизни?
Марта наклонилась к нему, ее лицо стало серьезным.
— Ты оказался на спине дикого слона, когда взял на себя руководство компанией. Я знаю, это было трудно, но ты сделал свою работу куда лучше, чем думаешь. А сейчас… — она прижала руку к груди, ее улыбка вернулась, — ты идешь на риск. Собираешься сделать прыжок в неизвестность. Это то, что всегда делала Леонора. И все-таки… что ты дальше собираешься с ней делать?
Он повертел туфельку за каблук. Это было настоящее произведение искусства — плавные линии с глубоким треугольным вырезом на носке и маленькой застежкой из золотистого металла.
— Я думал дать ее Кенни на пару недель. Пусть поработает…
— Не надо. С женской обувью у него ничего не выйдет — говорю это как женщина, пускай и не молодая, но та, которая до сих пор обожает стильную обувь.
Марта была права. В «ЛЛ Дизайн» было не так уж много талантливых дизайнеров. Еще до того, как сошла со сцены его мать, от них ушли двое лучших дизайнеров, а потом и еще двое. И сейчас Калеб был просто обязан что-то сделать.
— Тогда я найму кого-нибудь со стороны, — сказал он, хотя и не знал, кому можно доверить это дело. Он встал, взял туфлю и свой мобильный телефон. — В любом случае я что-нибудь придумаю. — Все решения, которые он примет, лягут на его плечи. Была ли эта модель пропуском в мир модной обуви, тем самым чудом, которое было им так нужно? Возможно. «Но, — продолжал нашептывать предупреждающий голос, — если ты не сумеешь решить проблему со всей коллекцией в целом, то линия обуви все равно не поможет». — Я думаю заглянуть в «Смарт фэшн» и послушать, что там говорят о Фредерике К. — «А возможно, и узнать, почему туфелька оказалась на тротуаре…»
Этот журнал благоволил Фредерику К со дня основания тем своего дома моды. Уж кто-нибудь среди журналистов должен был знать об этой модели, а может, и о других разработках известного дизайнера.
— Ты сам туда отправишься? — спросила Марта и, когда Калеб кивнул, добавила: — Да ты же терпеть не можешь прессу! Особенно этот журнал…
И тут же перед его глазами встали заголовки. Кривые загогулины вопросов, массивные черные буквы. Все хотели заработать на неожиданной отставке его матери, а потом, словно пираньи, обглодать его компанию, обсуждая каждый неверный шаг, который он сделает. Так Калеб стал предметом сплетен, этакий мальчик для битья в колонке сплетен «За кулисами сцены» — таблоидного отростка «Смарт фэшн». Любое его движение сразу же отражалось на этих страницах во всех красках.
Да, он ненавидел прессу, а «За кулисами сцены» — больше всего.
— По крайней мере, про тебя не скажешь, что ты дружески настроен к репортерам. — Марта поморщилась. — Они до сих пор не могут забыть об этом случае в Милане.
И до сих пор заставляют его за это расплачиваться, переходя от одних слухов к другим. Репортеры сфокусировались скорее на его личной жизни, чем на делах компании. Ему вообще следовало бы сидеть дома. По крайней мере, в этом случае таблоиды вряд ли могли докопаться до правды. Пока их интересует его ночная жизнь, а не то, где он проводил несколько часов в середине дня по вторникам, четвергам и субботам. Калеб прибегал к множеству ухищрений, чтобы сохранить свою тайну. Он выбрал медицинский центр в другом штате. Он вдвое переплачивал сиделкам. И постоянно напоминал всем, кто хорошо знал о случившемся с Леонорой, держать это в секрете.
— Если бы ты был с ними немного помягче, — сказала Марта, прерывая его мысли, — возможно, смог бы получить лучший результат.
Калеб скривился:
— Помягче? С прессой? — Он тяжело вздохнул. — Ну ладно. Уговорила. Я принесу в редакцию коробку печенья или чего-нибудь еще…
Марта рассмеялась:
— Для человека, стоящего во главе дома моды, ты чертовски мало понимаешь в женщинах. Туфли и шоколад, Калеб. Это все, что тебе нужно, чтобы привлечь их внимание.
— А я-то думал, что все дело в моем остром уме, — уныло пошутил он.
