— Похоже, здесь уже кто–то побывал, — с тревогой в голосе заметил Акела, оценив неестественный беспорядок в комнате.
Бегемот молча с ним согласился и без особой надежды стал исследовать самые незначительные детали жилища. Вскоре его настойчивость была хоть как–то вознаграждена на первый взгляд ничего не значащей надписью на стене возле кровати. Это было имя хранителя лесного архива, которое, видимо, Эрнесто записал перед сном на всякий случай, чтоб не забыть. Пока Бегемот думал над значением необычной для подобного места надписи, в жилище зашли два огромных молодых волка и нагло уставились на следопытов. По тому, как напрягся старый сикх, инспектор понял, что их могут ожидать серьезные неприятности.
— Наш лидер Догин хочет вас видеть. Немедленно, — сообщил один из волков тоном, не располагавшим к дискуссии. Бегемоту и Акеле не оставалось ничего другого, как принять приглашение и последовать за громилами.
Вскоре они предстали перед взором Догина, окруженного толпой учеников, всем своим видом демонстрировавших, что стоит их духовному наставнику лишь намекнуть, и они разорвут прибывших на самые мелкие составляющие. Может быть, поэтому инспектор сразу же обратил внимание на молодую волчицу, расположившуюся рядом с лидером и единственную из всех, остававшуюся безучастной к происходящему. Ее эффектная внешность стоила того, чтобы почти не обращать внимания на остальных. К тому же, каждый раз, когда в поле зрения Бегемота попадала морда Догина, его тут же начинало подташнивать. Учитывая личность лидера, в такой реакции организма не было ничего противоестественного. Об этом типе продолжительное время знали только несколько таких же вонючих шакалов, как он сам. Даже волки, чуть ли не в каждом шакале пытавшиеся разглядеть какое–то ответственное лицо, его практически не замечали. Но феномен Догина состоял в том, что природа, по ошибке или сознательно, поменяла пропорции воды и дерьма в его организме, и, не будучи по счастливому стечению обстоятельств или из брезгливости никем вовремя раздавленным, он вполне предсказуемо начал постепенно всплывать наверх. К тому же, Догин в процессе восхождения понял, что если он не хочет вскоре совершить обратный путь, то нужно к моменту всплытия предъявить общественности нечто, доказывающее закономерность и насущную необходимость его появления. Претендовать на что–либо глобальное, вроде «хламыра», он, конечно, не мог, но свою, достаточно прочную, нишу все–таки занял. Вместе с ним появилась хоть и убогая, но нашедшая в определенных кругах живой отзыв, философия, основой для которой послужил один единственный догмат: «Чебурашку украли эльфы». Остальное приложилось само собой, и в первую очередь, необъяснимая для несведущих в своем большинстве обитателей леса поддержка лесорубов. Но одной этой протекции уже было вполне достаточно, чтобы сознательные граждане не задавали глупых вопросов, а молча наблюдали за тем, как специфическая органическая масса бродит в своем котле, постепенно подбираясь к его краям. Сам Догин в процессе брожения поднабрался сил и наглости и уже оказывал определенное влияние на общественную жизнь, по крайней мере, Гарлема. В то время, когда Павлик Морозов попусту пугал своими шаблонными фразами затаившихся эльфов, новоявленный «лидер» наводил ужас на тех, кто никакого отношения к эльфам не имел. Ведь стоило ему указать грязным пальцем на кого–то и заявить, что это эльф, как жизнь несчастного превращалась в сущий ад. Правда, надо отдать должное Догину, — ставил подобное клеймо он достаточно редко, предпочитая до поры до времени обменивать свою «толерантность» на всякого рода «пожертвования» его движению. С самого животрепещущего вопроса он и начал беседу с Бегемотом.
— Эльф?
— Нет. Мне и так не плохо, — не особо скрывая иронию, ответил ему кот.
— И что ты забыл в нашем районе? — задал следующий вопрос лидер, заодно пытаясь вникнуть в смысл слов Бегемота.
— Я инспектор в отделе шерифа. Собираю кое–какие сведения об Эрнесто для отчета. — Решил попользоваться легендой Акелы кот.
— Жаль парня, — удивил его Догин, но тут же все и объяснил. — Эти эльфийские самки заслуживали подобной участи. Но ничего, мы примем Эрнесто посмертно в свои ряды и сумеем достойно почтить его память.
